Мессир, позвольте вам сыграть...

Мессир, позвольте вам сыграть,
Позвольте шкодить и шутить,
Позвольте в шутку убивать
И также в шутку полюбить.

Позвольте в шахматы, мессир,
Вам предложить партейку.
Что будет ставкой, господин?
Быть может стать котейкой

Придется мне, коль проиграю?
Вы улыбнулись? Что, смешно?
Ну, к делу, сударь, поиграем
Пока ещё не рассвело.

Пускай луна нам посверкает,
Пусть кони ржаньем возвестят,
Сегодня ночью всё прощают,
И может даже мне простят

Мои грехи, мои ошибки.
Но только не простит меня
Не прячущий уже улыбки
Мой Господин, Мой Сатана.

« - И шахмат долг мне не простите?
- Его придется выполнять.
- Мессир, постойте! Погодите!»
Но долг запретно забывать.

Четыре лапы, черный мех
Теперь не шут я - кот.
Но может всё ж простят мне грех?
Ну, где-то через год?

---

Малыш и Карлссон. P.S.

Здравствуй, Малыш. Все нормально. Живу на крыше.
Я все такой. По-прежнему вздорный. Рыжий.
В меру упитан. В полном расцвете лет.
Да, не летаю. В общем и целом – не с кем.
И не считаю небо занятьем детским.
Ты –то хоть помнишь? Нет, ты не помнишь. Нет.

Кристера видел. Спился. Весьма уныло
Выглядит на панели твоя Гунилла.
А про тебя я в курсе из новостей.
Стал депутатом в риксдаге ты или где там?
Сто дураков внимают твоим советам.
Ты не пустил на крышу своих детей.

Тихо кругом. И пусто. Ну, разве кошка
Черная промелькнет в слуховом окошке,
С улицы донесется неясный вздор.
Я, не меняя, переодену гетры.
Все как обычно. Осень. Дожди и ветры.
Лень есть варенье и проверять мотор.

Я не летаю. Я не могу - с другими.
Кстати… Ты и не знал – у меня есть имя…
И не узнаешь, но подводя итог,
Я не виню тебя. Все мне вполне понятно.
Капли из низкой тучи еще бодрят, но…
Просто, Малыш, ты вырос… А я не смог.

(с) Дмитрий Якимов

---

А кто узнает?..

Автор/-ы, переводчик/-и: Marymeul
Бета: нет
Рейтинг: R
Размер: мини
Пейринг: ГГ/ДМ

Она задумчиво смотрела, как за окном проплывает пейзаж. Быстро мелькали дома, деревья, одинокие пешеходы, редкие машины. Она смотрела, но не видела. Просто думала о своем и не замечала ничего вокруг.

- Милая, мы уже приехали.

Она подняла глаза и увидела, что машина уже остановилась возле ее дома, а ее муж галантно подает ей руку. Он устал не меньше, чем она, а, тем не менее, старается быть заботливым. Она обязательно отблагодарит его. Но завтра. Скорее всего завтра…

- С тобой все хорошо? – обеспокоено интересуется он.

Она рассеянно кивает и ласково улыбается.

- Извини, Джон, я просто устала. Сегодня был длинный день.

- Я тебя прекрасно понимаю.

Он такой добрый и заботливый, что иногда ей становиться не по себе – рядом с идеалом невольно чувствуешь себя неполноценным. Но сейчас она слишком устала для подобных мыслей.

Обратив внимание на выжидающий взгляд мужа, она, словно не замечая очевидного, спокойно говорит:

- Я посмотрю, как дети, а потом приму ванну. А ты иди, ложись.

Пожав плечами, он ласково целует ее в щеку и уходит.

Его шаги быстро стихают. Едва слышно хлопает закрывшаяся дверь. Она вновь одна, в спящем, а от того будто пустом доме. Рядом никого нет и быть не может. Она уже не знает, что ей делать, и поэтому тихо плачет…

Она – Гермиона Мартинс. У нее трое прекрасных детей: две дочери и сын. Старшей, Джейн, уже 22, и сегодня она вышла замуж. Она выглядела такой счастливой… А вот Виктории 18. Ее отпустили из школы всего на пару дней, ведь она заканчивает обучение уже в этом году. Младшему Стивену только 12. И он только рад возможности пропустить несколько лекций. А самой ей уже… Это ее маленькая тайна. Одна из многих и не самая страшная.

А еще у нее есть прекрасный муж, всегда готовый понять, помочь. Всегда обожающим взглядом смотрящий на нее. Он с пониманием отнесся к тому, что у него жена – ведьма. Он всегда разделял ее беспокойство о том, чтобы их дети унаследовали этот дар. Он вместе с ней радовался, когда ребятне приходили первые письма из Хогвартса… И он, наверняка, втайне ненавидит всю эту магию, но никогда об этом не говорил и не скажет.

«Все это неправильно. Надо утереть эти глупые слезы».

Гермиона сняла надоевшие туфли и потерла ноги: этот день был слишком длинный – она совсем измучена. Тихо крадучись по дому, она заглядывает в комнаты детей: они уже давно крепко спят. Еще бы! Не смотря ни на какие уговоры, Гермиона твердо решила, что завтра они отправятся назад в школу. А значит, не могут гулять до утра. Даже на свадьбе собственной сестры… Джейн вышла замуж по любви, хотя многие в это и не верят. Ну, разве нельзя влюбиться в красивого и богатого?! И хотя Гермиона даже боялась загадывать на будущее, но ей очень хотелось надеяться, что ее девочка не разочаруется в своем выборе. Не то, чтобы она сама разочаровалась, просто… Просто не бывает ничего идеального.

Она тихонько заходит в собственную спальню. Джон уже крепко спит. Видимо он устал гораздо сильнее, чем хотел показывать. Он так старался быть ей поддержкой и опорой, утешал и успокаивал ее, когда на нее нападала паника, отговаривал ее от попыток предотвратить «моральное самоубийство» Джейн. Ведь она, Гермиона, знает куда лучше, что ее девочка совершает ошибку. Ее избранник и его семья никогда не примут ее. Но что попусту лить слезы, когда ничего изменить нельзя? Поэтому обо всем надо просто забыть… Просто забыться, просто не думать…

Заботливо поправив одеяло, Гермиона тихо выскальзывает из комнаты. Возможно, этот день действительно был длинным. Но он еще не закончился. Она должна сделать еще кое-что, просто обязана. Она не раз совершала ошибки, и делать это вновь не хочет. Именно по этому аккуратно прикрыв входную дверь, Гермиона торопливо уходит прочь, растворяясь в ночной мгле.

Она совершала ошибки. Но чувствовать вину ей просто надоело. Она больше не может и не хочет. «Он просто не имеет права!»

Ее планы ничто не изменит. И ничто уже не изменит прошлого. Того, что случилось так давно и так недавно.

…

Зимнее небо явно не пожелало в честь праздника становиться ярче и чище. Скорее наоборот – оно помрачнело еще сильнее. Огромные безликие темные облака висели над землей, давя своей мощью и серостью. Но как-то не у многих было время смотреть наверх, в небеса. Живущих на земле чаще занимают земные проблемы, а не небесные. Тем более в такой день!

По улицам Лондона сегодня весь день носились сотни и тысячи радостных, но невероятно озабоченных людей. «А ведь этот день, по сути, ничем не отличается от других. Так, просто символ…»

Девушка стояла на пороге собственного дома и оглядывала бегущую куда-то толпу. Она находила их смешными, забавными, может в чем-то даже глупыми. И она завидовала им. В любой другой день – сочувствовала. Но сегодня… Сегодня День Святого Валентина, сегодня каждый спешит сделать приятно любимому и дорогому человеку, сегодня весь мир бормочет о любви, сегодня, сегодня, сегодня… И нет в этих разговорах ничего особенного и необычного, в них нет ничего нового и заветного, в них нет ничего такого, чего бы этот мир еще не слышал миллионы раз. Любые разговоры – это слова. Тысячи, десятки тысяч различных слов, которые не имеют за собой ровным счетом ничего! Они глупы, смешны, абсурдны, противоречивы, бессмысленны и пусты. И, тем не менее, один раз в году они имеют огромный вес! Просто по тому, что в них верят.

Девушка с грустью посмотрела в серое небо, которое, словно дразня, полностью соответствовало ее настроению, и, обмотав вокруг шеи шарф, слилась с потоком.

Девушку звали Гермиона Грейнджер. Ей было двадцать лет. И одна была одинока.

Конечно, у нее были друзья, приятели, знакомые, сослуживцы, но именно в этот момент она чувствовала себя одинокой. Сегодня тот день, когда один плюс один должен равняться двум, только двум и именно двум. А любой третий… третьих нет, есть только один плюс один.

Девушка еще утром получила десятки поздравлений и пожеланий любви и счастья. С тонким намеком на то, что сейчас у нее никого нет. А зачем? Зачем ей сейчас кого-то искать? У нее вся жизнь впереди, она только-только начала сама становиться на ноги, привыкать к самостоятельности и свободе. Зачем ей кто-то, кто будет все запрещать, вечно ругать за неправильные поступки и ошибки, за несвоевременные отлучки… Почему необходимо в отношениях создавать кучу абсурдных обязательств, и в угоду окружающим все время развивать эти самые «отношения», стремясь к заветной цели: браку. А зачем? Разве так плохо? Разве это плохо, когда ты можешь в любой момент полностью перестроить планы на выходные и ни с кем при этом не посоветоваться? Разве плохо, когда в любой момент ты можешь поехать проведать старую подругу и остаться у нее ночевать? Разве плохо, когда для своих друзей ты свободна двадцать четыре часа в сутки? Разве плохо, что любого можно поддержать и помочь, ни перед кем за это не объясняясь?

Всегда неплохо. Но не сегодня…

Ведь разве плохо, когда есть кто-то, кто дает смысл твоей жизнь, приносит в нее свет, радость, рядом с которым не важно ничего… Ведь разве плохо знать, что ты просто кому-то нужен?…

Ну почему люди только все усложняют?!

Гермиона неторопливо скользила сквозь людской поток к своей цели. Сегодня ее пригласили сразу на несколько праздничных вечеринок. Конечно же, День Святого Валентина – это не тот праздник, который надо оставить незамеченным, как День Библиотекаря. А каждый празднует по-своему: кто в тихом уединении, кто шумной компанией…

Но все будут по парам. Что ей там делать?

Гермиона сразу решила, что не пойдет. Завтра придумает нелепую отговорку, которой все поверят. Или хотя бы сделают вид.

А у нее есть важное дело – сделать подарок еще одному дорогому и любимому человеку, самому дорогому и любимому: себе. Девушка давно присмотрела в одном магазинчике на Диагон-Аллее милую безделушку: средневековый амулет. Он представлял собой изящный серебряный цветок на длинной тонкой цепочке, сердцевина которого была украшена гематитом. Вот только стоил он, как и любая другая достаточно древняя безделушка, немалых денег. Но этот амулет подчинил себе девушку с первого же мгновения, она влюбилась в эти искусно вылепленные лепестки, в эту приковывающую разум черную сердцевину, в этот тусклый блеск старого металла. Гермиона знала, что не всем магическим артефактам можно доверять. Но этот… Это была ее заветная мечта, это была ее цель, это была ее маленькая страсть.

И потом, это был всего лишь старинный кулон. Не более того. Просто очень красивый.

Гермиона с трудом добралась до «Дырявого котла» – количество суетящихся людей давно превысило разумные пределы – и с облегчением шагнула на полупустые улочки магического Лондона. Почему тут было не людно, не знал никто. Возможно, просто где-то недалеко разбирала свои цветастые шатры приехавшая ярмарка или цирк. А может, просто была бесплатная раздача слонов? Тем не менее, каменная мостовая с мрачным видом озирала серые небеса, и ей почти никто не мешал.

Антикварная лавочка находилась недалеко, так что уже через пятнадцать минут Гермиона была счастливой обладательницей заветного амулетика.

В этот праздничный день небеса явно решили не разделять всеобщего эмоционального подъема. На улице потемнело, подул прохладный ветерок, что-то отдаленно напоминающее мокрый снег (или дождь?) стало падать на землю.

Девушка поплотнее укуталась шарфом и пошла вдоль Диагон-Аллеи. Теперь ей было некуда идти. Домой не хотелось, так как обязательно кто-нибудь туда заглянет, чтобы вытащить погулять. Будет ли это Гарри, Рон, Джинни или еще кто-то – настроения все равно не будет, а чувство того, что она – лишняя, у нее не пропадет.

Лучше некоторое время побыть подальше от дома.

Выбрав самый дальний столик в «Дырявом Котле», Гермиона заказала сливочного пива. Сидеть вдали от мира, от всех проблем, от всех радостей было странно приятно и ужасно больно. Будто бы жизнь проплывает мимо тебя, ты рад и спокоен, ведь все ее проблемы тебя не касаются. Но в тоже время даже радость принадлежит этой самой жизни, к которой ты не имеешь никакого отношения. У тебя есть только пустота и одиночество… и грусть.

«Почему у меня все не как у нормальных людей?!»

Печально вздохнув, девушка опустила свой взгляд на стол перед собой. Сегодняшний день был для нее не просто непраздничным, он был трагическим. В нем не было абсолютно ничего радостного, светлого, доброго. Все в нем приносило разочарование: взгляды друзей, пожелания коллег, шуточки родственников. Как будто это что-то изменит?! И потом, кому приятно на праздник сидеть одной в углу магического бара и пить сливочное пиво?

«Закажу чего-нибудь другого…», - эта идея сформировалась из неоткуда. И как бы оправдываясь, девушка про себя добавила, - «хоть забудусь». Вообще-то Гермиона никогда не пила. Конечно, во время приемов или торжеств она могла выпить бокал шампанского или вина, но напитки «покрепче» она пила крайне редко. Приличная девушка не станет до такого опускаться, ведь так? Без уважительных причин…

Гермиона сама не заметила, как перед нею оказался ее заказ. Но его появление отвлекло ее от тех неутешительных выводов, к которым она могла прийти. Наполнив предложенный бокал карамельно-коричневой прозрачной жидкостью, название которой девушка уточнять не стала, она осторожно его понюхала. Запах напоминал аромат полыни, степи, свободы… Гермиона сама не понимала, откуда взялись именно такие ассоциации, но уверенность в их истинности была неоспорима.

Первый глоток обжег горло. Второй горячей волной прошел по пищеводу. Третий теплом отозвался в каждой клеточке молодого тела. И голова не стала исключением: с непривычки Гермиона быстро захмелела.

Достав из сумочки свою покупку, она стала рассматривать кулон: он был великолепен! Гермионе даже как-то не верилось, что она может быть владелицей такой чудесной вещи, как эта. Это было не просто обычное украшение, это было произведение искусства, к которому боишься прикоснуться – только бы не сломать. Изящество, величие, великолепие, благородство, одухотворенность… Эти и только эти эпитеты можно было подобрать для описания такой вещи, и даже они не смогли бы передать его истинный облик…

- Талисман Алири?

«Странный вопрос. Странный голос… Это ко мне обращаются?» - что-то отдаленно напоминающее мысли пронеслось в сознании у девушки, прежде чем она подняла свои глаза с собственной ладони. Даже тут, вдали от мира ее нашли! И кто?

Напротив Гермионы возле ее столика стоял молодой человек, пристально разглядывающий то кулон в ее руке, то ее саму. Не спрашивая разрешения, он сел рядом.

- Что, Гренджер, напиваемся от горя? – покосившись на стоящие на столе предметы, с ухмылкой спросил парень.

- Ты что-то сказал? – выудила из глубин памяти некогда проявившейся там вопрос девушка. Сидящий напротив парень удивленно на нее посмотрел. Гермиона в ответ упрямо уставилась на него. «М-да, это он. Сомнений нет!». Образ из школьных воспоминаний давно не соответствовал действительности: оригинал просто стал старше. Перед девушкой сидел красивый холеный молодой мужчина с броской внешностью, который явно всегда был доволен собственным видом.

Собственно говоря, этого человека вот уже последние лет так двадцать звали Драко Малфоем. Нельзя было сказать, что он был давно знаком с Гермионой, однако и отрицать это было очень сложно. В школе они часто ссорились, однако после… Как это не печально, но даже окончив школу, Гермионе пришлось частенько встречаться все с теми же людьми: мир оказался гораздо меньше и уже, чем представлялось раньше. С сидящим напротив блондином девушку связывали друзья, знакомые, работа и взаимный пакт об игнорировании. Собственно говоря, последний нарушался довольно часто, но только по важным вопросам, или от скуки.

- Ты что-то сказал? – повторила Гермиона.

После секундной паузы, Драко ответил.

- Когда?

- Когда пришел…

- Я только спросил, что это у тебя за амулет. Если не ошибаюсь, то это Талисман Алири?

Гермиона хищно на него посмотрела.

- Не знаю. А что это за Талисман?

- Ну, Талисман Алири – это оберег от зла. А еще он считается хранителем душ, - парень равнодушно пожал плечами. – Так, ничего особенного – просто красивая безделушка. А эта сделана очень качественно. Где достала?

Гермиона убрала кулон в сумочку, недовольно посмотрев на Драко.

- Не твоего ума дело! Что, кто и откуда…

- Ну, в том, что тебе его не дарили, я как-то не сомневаюсь! Иначе бы ты не сидела бы тут одна…

Девушка решила возмутиться.

- Меня, вообще-то многие приглашали…

- Но ты предпочла гордое одиночество и компанию бутылки спиртного! На тебя это не очень-то похоже, - ядовито хмыкнул парень.

Девушка улыбнулась в ответ не менее ядовито:

- Вокруг тебя тоже что-то не видно толпы поклонниц.

- Это не значит, что их нет.

- Это значит, что их НЕ ВИДНО!!!! – довольно хмыкнула девушка, отпивая еще один глоток из своего стакана. – И вообще, настроение у меня и так плохое, испортить тебе его уже не удастся – это точно… Так что – либо убирайся отсюда, либо присоединяйся.

Уловив озадаченный взгляд Драко, она пробурчала:

- Мне одной скучно… А твое присутствие лучше, чем мысль, что я напиваюсь в одиночестве.

- Разумно.

И молодой человек остался. Он сел напротив, налил себе выпить…

Они сидели долго. Каждый занимался своим делом: Гермиона рассматривала талисман, а Драко свой стакан. Но случайный комментарий, высказанный вслух, порождал дискуссию, за которой шла мирная беседа и просто пьяный бред…

Эти глаза напротив, так близко, совсем рядом. Они такие манящие, в них хочется забыться…

Эти губы, с виду такие сладкие, такие зовущие. Вот только надо осмелиться и прикоснуться к ним…

Это тело, эта кожа, это человеческое тепло… Тепло, которого так хотелось, которого так не хватало. Это уже не просто желание, это – необходимость. И просто сидеть и смотреть – этого мало. Прикоснуться, попробовать, приласкать, отдаться…

- С тобой все в порядке?

Гермиона оторвала взгляд от созерцания своего стакана и посмотрела напротив. По крайней мере, попыталась посмотреть.

- Со мной?

Для проверки парень оглянулся. Удостоверившись, что по близости точно никого нет, он ответил.

- Да. Ты как себя чувствуешь?

- Отлично! – ляпнула девушка, глядя прямо в глаза собеседнику. – Налей еще…

Драко не надо было долго уговаривать. Он поднял свой стакан:

- За Святого Валентина! – и, не чокаясь, выпил залпом.

Гермиона сидела с хмурым видом и пялилась на своего спутника.

- Издеваешься?

- С чего ты взяла?

- Дай уточню: сегодня День Всех Влюбленных, я сижу в «Дырявом котле» и прячусь от всего мира, который мне сочувствует, я никому не нужна и никто не хочет со мной встречаться, я напиваюсь в одиночестве в компании человека, которому за последние 3 года не сказала и двух слов… Ну, до сегодняшнего дня… Хуже праздника и представить трудно…

- Не знаю, мне лично нравиться.

- Ага, и ты счастлив быть здесь и сейчас!..

Парень многозначительно промолчал.

- Тебе говорили, что ты очень красива?

Девушка на мгновение опешила.

- Ты что, со мной заигрываешь? Прекрати, это не смешно, Малфой.

- А я и не смеюсь.

- Но…

- Ты что-то хочешь сказать?

- Ну, нет, наверное.

- Тогда помолчи…

Гермиона даже не успела отреагировать, как парень оказался рядом и нежно поцеловал ее. Она отреагировала не сразу – голова соображала плохо и крайне медленно – но в результате сообразила чего хочет: прижалась как можно сильнее к телу молодого мужчины…

Вот они губы. Они такие же сладкие и манящие, как и в мыслях.

И это тепло человеческого тела, льнущего тебе навстречу.

Эти мурашки на спине от чувственности этих прикосновений, этого желания, этого внутреннего жара…

Парень отстранился от податливых губ. Он слегка усмехнулся, глядя в блестящие глаза Гермионы.

- Ты все еще считаешь, что хуже не бывает?

Прежде чем ответить, девушка взвесила каждое слово настолько, насколько могла. В конце концов, она выдала ответ:

- Ты, я… Это глупо.

- Тебе это нравиться.

Опять длительная пауза.

- Нельзя делать только то, что нравиться…

- Нельзя отказывать себе в том, что хочешь.

Драко потянулся за стаканом девушки и отпил из него.

- Наши желания могут принести гораздо больше бед, чем может…

- Не будь такой нудной!

Он снова ее поцеловал. Гермиона тут же ответила поцелуй. Она не видела и не слышала ничего, она не думала ни о чем, она хотела только одного – его. Сейчас. Немедленно… И вероятнее всего объект желания хотел того же. Иначе, зачем же он потянул не очень хорошо соображавшую девушку в съемные комнаты наверху? Гермиона не заметила, когда он успел обо всем договорить с хозяином, она не помнила, как поднималась по лестнице, она только запомнила, как Драко, приглашая, открыл перед нею дверь.

Гермиона не стала входить. Она остановилась и посмотрела на парня, внимательно читающего в ее глазах.

- Что тебя держит?

- Я не хочу пожалеть об этом…

- Но ты и не пожалеешь!

- Меня осудят!

- Но ведь никто же не узнает…

Словно проверяя правоту сказанного, Гермиона скептически посмотрела в глаза парня. В плохо соображающей голове закрутились нужные винтики, и сложный механизм принятия решения был запущен… Шаг был сделан.

…

Какой же наивной она была тогда! Она искренне верила в идеалы, столько знала и читала. Была такой правильной и честной… Но отбросив все, вступила в ту комнату. С того момента изменилось все. Возможно, не поступи она тогда именно так, теперь бы она не ловила такси в три утра в поисках неизвестно чего.

Хотя Гермиона точно знала, что ищет: ответ. Но сам вопрос найти еще не смогла.

Сегодня вновь День Святого Валентина, милый чудный праздник, прекрасный день для свадьбы. День, который для Гермионы никогда не имел особого смысла. День, который почему-то становился самым важным в году. Казалось бы, обычный день…

Вновь заднее сидение едущего автомобиля. Гермиона молча смотрит в окно, вид за которым быстро меняется: сплошные расплывчатые образы, каждый вроде бы по-своему неповторим, но предстает лишь частью чего-то большого и абсолютно бесформенного, одинакового, обычного, серого… Ничто не имеет значения. Гермиона перевела взгляд на дорогу: быстро мелькающие белые полосы. Есть в их движении куда большая магия, чем во всем колдовском мире!

За окошком заморосило. Призрачные дали заволокло туманом. Гермиона бессознательно потянулась к кулону на шее. Это ее талисман, ее хранитель, ее надежда. Вначале она не верила, не хотела верить, что это особенная побрякушка. Она хотела видеть лишь обычный кулон, которые древние книги наделяли таинственными свойствами. Но когда она действительно решила узнать, оказалось, что книги не такие уж и древние, а свойства – таинственные. Талисман Алири, хранитель душ, оберег… Как красиво! Но только не во всех книгах говорилось о том, что талисманы Алири защищают не людей, а их тайны, это хранители тайн, а, значит, и хранители судеб. Талисманы Алири – хранители потерянных запутавшихся душ, которым проще молчать, чем что-то изменить. И они всегда помогают молчать…

Гермиона никогда не снимала его с шеи. А если и делала это, то тут же чувствовала неуверенность, неловкость, скованность. Особенно после того, как начиталась про него, про свой «безобидный кулончик». Ведь он спасает ее, когда нет возможности пользоваться хроноворотом. Он как бы случайно оказался в ее руках именно тогда, когда в нем была необходимость. Гермиона не раз задавалась вопросом: случайность ли это? Все владельцы талисманов Алири говорили, что он пришел к ним именно тогда, когда был нужен. Или быть может его присутствие заставляет людей что-то скрывать? Может он сам заставляет людей таиться, чтобы поймать их в свои сети?…Гермиона неоднократно пыталась думать об этом. Но она вспоминала о талисмане только тогда, когда думать о нем не хотела совсем. И слишком часто ей казалось, что талисман – лишь нелепая отговорка для собственной совести, что это на самом деле обычный милый кулон…

Гермиона без какого-либо выражения все также смотрит в окошко. Из темноты ночи время от времени появляются яркие фары автомобилей. Они проносятся мимо с безграничной безразличностью, оставляя лишь шлейф мелких брызг…

Сегодняшний день для Гермионы был слишком длинным. Свадьба – важное и нервное мероприятие. Особенно если пара серых глаз с насмешкой следит за тобой.

Гермиона знала, что он, скорее всего, будет на празднике. Она готовилась к этому морально. Она даже считала себя готовой… Пока не увидела как он издалека время от времени бросает на нее взгляды. Конечно же, он помнил, какой сегодня день, конечно же, он чувствовал ее нервозность, конечно же, он знал о ее страхах. И конечно же, он не подошел. Гермиона была рада этому, потому что вряд ли смогла бы придумать, что сказать…

Этот день был длинным. Этот день был праздничным, но как всегда для Гермионы наихудшим днем в году. И этот день никак не хотел заканчиваться…

Приподнимая подол платья и шлепая по лужам в открытых туфлях, Гермиона старалась не думать о холоде. Да и пройти ей нужно всего ничего. Незаметно проскользнув в приоткрытую дверь, она поднимается на второй этаж. Нужная ей дверь, комната, человек где-то тут…

Он стоит спиной ко входу, что-то задумчиво пьет из своего бокала и прислушивается. Он слышал, как скрипнула дверь…

Гермиона молча смотрит на мужчину перед собой. Он оборачивается, когда она открывает дверь. На нем нет ни официального галстука, ни рубашки, босые ступни ласкает пушистый ворс ковра, но он чувствует себя абсолютно свободно. Тем более что в таком виде он выглядит особенно восхитительно. Гермиона смотрит на эту фигуру, на обнаженный торс хорошо сложенного мужчины. Он всегда держит себя в форме. Он всегда выглядит идеально. Он – Драко Малфой, на сегодня - отец жениха, новоиспеченный свекор ее дочери… И для него сегодняшний день тоже был очень длинным.

Гермиона только вошла, только осмотрелась, еще даже не успела закрыть за собой двери… а уже чувствует эти жаждущие настойчивые губы, отвечает на грубые поцелуи, ее уже прижало к стене крепкое мужское тело, а настойчивые руки скомкали юбку на ее талии и залезли под нижнее белье…

Он груб, он бесцеремонен, он нагл. Его движения резки и болезненны. Его ласки жестоки… Но он долго ждал, а потому имеет на это право. А дверь она сможет закрыть и потом…

Тем более что так было всегда.

Однажды, проснувшись, она решила, что ее действия были ошибкой, которая больше не повториться. Но случайно через год она снова одна, снова прячется ото всех, снова встречает его. Она прекрасно знает, что ей нужно. Он знает о ее мыслях… Проходит еще год, она находит себе парня, она проводит весь день с ним, она веселиться с его друзьями. Но он тоже там, и в определенный момент они просто исчезают вдвоем… Эти встречи случайны, но закономерны. Даже когда она выходит замуж и понимает, что так дальше продолжаться не может, Гермиона идет к нему, чтобы объясниться… но разговоры у них никогда не клеились…

И каждый раз он практически насилует ее: грубо и безжалостно. Он никогда не думает о ее чувствах, о ее удовольствии, о ней. Не думает до тех пор, пока сам не получает желаемого. После этого все время принадлежит ей… Одна ночь в году, когда Гермиона оставляет дом, детей, мужа и ночью выскальзывает из дому. Она часто использует хроноворот, чтобы никто ничего не заметил и ничего не заподозрил. Каждый год… Много лет подряд…

И лишь однажды она решила, что пора остановиться, что пора прекратить эти встречи, что надо обо всем забыть. И она наша в себе силы для того, чтобы… прийти в последний раз. Но через год она вновь была в этой комнате. Она пришла, чтобы сказать, что родила сына. Она пришла, чтобы сказать, что не уверена в том, кто его отец. Она пришла… А остальное лишь предлоги. Тем более что эта ее «неуверенность», не более чем неудачная попытка обмануть саму себя. Ведь на самом деле у нее никогда не было сомнений… Она все знает. И Драко это знает, хотя и делает незаинтересованный вид. Она ему обо всем рассказала, потому что была убеждена в том, что он должен знать. «Одним больше, одним меньше», - вот и все, что он сказал ей тогда в ответ. Возможно, именно это Гермиона и хотела услышать. Возможно… Ведь она знает, что Драко интересуется ее сыном, что по возможности помогает ему, что при случае наблюдает за ним… так, как сегодня.

Им не нужно говорить о чем-то, чтобы знать. Они понимают друг друга мысленно, они предугадывают желания друг друга, они чувствуют потребности другого. Они выполняют невысказанные, не сформулированные, неосознанные желания. И они редко говорят, они мало знают о жизни друг друга, они ничего и ни о чем не спрашивают. Он и она не любят друг друга и никогда не любили, им этого не надо.

Сегодня День Всех Влюбленных…

Драко смотрит на уже увядающее, но все еще прекрасное женское тело: она умеет держать себя в форме. Он никогда не тешил себя мыслью, что это для него. Но он бы, может, и не удивился… Он не спит и смотрит на безмятежно спящую Гермиону. Она действительно очень устала и вымоталась. Именно поэтому она позволила себе остаться тут немножко дольше, отдохнуть и чуть-чуть вздремнуть – такое бывает не часто. И он просто смотрит. Он практически не помнит о существовании этой женщины большую часть года. Ему абсолютно безразличны все события ее скучной жизни. Правда, теперь их жизни переплелись, но это не будет иметь особого значения. Это никогда не имело никакого значения… Разве что только один раз в году, когда он ждет ее в этой комнате. Ждет иногда подолгу. И всегда точно знает – она придет. Не важно когда, не важно как, не важно ничего, кроме того, что она обязательно придет. Она, не стучась, приоткроет дверь и на мгновение замрет у двери. Потом позволит ему раздеть себя и делать все, что ему нравиться. Она никогда не возражает и редко сопротивляется. Она знает, что это бессмысленно. И потом, обессилев, она уснет… Уснет чутким сном, уснет ненадолго, уснет, чтобы вскоре уйти. У нее не так уж и много времени, как иногда хотелось бы. Драко знает, что стоит ему закрыть глаза хоть на мгновение – ее уже не будет. Гермиона уйдет быстро и не заметно, уйдет не прощаясь. Ей просто не надо ничего говорить, не надо ничего обещать, не надо произносить глупых и пустых клятв: чтобы ни случилось, через год она вновь будет здесь. Она давно поняла и смирилась с этим…

Так будет и сегодня, когда Драко закроет глаза. Она уйдет, а он вновь забудет. Ему просто забыть, ведь он точно знает – однажды она снова придет.

@темы: Harry Potter, фанфик

---

Мини-драбблы

Наруто/Хаку
После окончания миссии в стране Дождя Наруто нечасто вспоминал красивого паренька, умершего из верности любимому человеку. Но после того, как Саске предал его, Наруто в какой-то момент горько пожалел, что Учиха так не похож на Хаку.

Шино/Киба
Искать перед выходом по всей квартире свои чёрные очки становилось для Шино привычным. Его вины в этом не было, но зато чётко прослеживалась связь с Кибой, который обычно их и снимал. Поэтому он совсем не удивился, когда однажды по утру они обнаружились в ванной, на лохматой башке бреющегося перед зеркалом Инудзуки. "Похоже, смириться придётся," — хмыкнул себе Абураме, утыкаясь в тёмные волосы носом.

Киба/Шикамару
"Что ж, непосредственность и незакомплексованность в сумме дают потрясающе ненапряжный результат," — довольно раздумывал Шикамару, с ухмылкой перебирая волосы посапывающего рядом Кибы.

Сакура/Сай
Смотря в умоляющие чёрные глаза своей девушки, Сай впервые в жизни почувствовал ужас. Он и не знал, во что может вылиться данное Сакуре обещание исполнить её самые сокровенные мечты. Сакура под хенге между тем уже вовсю рисовала себе разнузданную сцену СасуСая.

Киба/Наруто
"Чтоб я ещё раз близко сел к Наруто с раменом!" — клял себя Киба под несчастным взглядом Хинаты и пристальным — Шино, отмахиваясь от Узумаки с салфеткой, стремящегося во чтобы то ни стало изгладить вину перед его залитыми соусом штанами.

Шикамару/Гаара, свадьба
Глядя на пару в чёрных костюмах у алтаря, гости из обеих деревень чувствовали себя как-то неуютно и всё время невольно присматривались к теням и песчинкам на полу. Слишком уж странно смотрелась кривая ухмылка Гаары в сочетании с каменным выражением на лице Шикамару.

Генма/Ирука, воспитательный момент
Когда Генме рявкнули: "Ширануи, сейчас же вынь острое изо рта!", — сенбон выпал сам. От неожиданности. В момент воспользовавшись этим для поцелуя, Ирука про себя ухмыльнулся: да, преподавательский опыт не подвёл.

Хаяте/Райдо
Просьба напарника посмотреть катану сразу показалась Хаяте какой-то сомнительной. Когда же Райдо, с улыбкой возвращая оружие, скользнул пальцами по его руке, Гекко понял, что его подозрения были вполне оправданы. Глядя на лицо краснеющего Намьяши в нескольких сантиметрах от своего, Хайяте только вздохнул: ну неужели нельзя было побыстрее придумать подходящий предлог?..

Цунаде/Гаара
Получив в очередной раз от Пятой Хокаге Конохи послание, начинавшееся с:"Мой милый Казекаге", — Гаара надолго задумался, на ЧТО же он готов пойти ради любимого селения.

Цунаде и Наруто
Терпя все его выходки, вездесущность и нахальство, Цунаде ни за что бы не призналась, что считает Наруто как за своего внука. Нет, нет и ещё раз нет! Разве только как за сына.

Джирая/Цунаде
Как же она кляла себя в юности, что связалась с таким идиотом. Как же она кляла себя в зрелости, что привязалась к этому извращенцу. И сейчас ей осталось только проклясть себя, что осталась жить после того, как он умер...

Кисаме/Тоби
После того, как Тоби вступил в Акацуки, Кисаме время от времени хотелось содрать эту чёртову маску и навалять идиоту хотя б из спортивного интереса. Но теперь, узнав, кто под ней, Хошигаке понял, что интерес-то утрачен: с людьми силы такого размаха и полной атрофии человечности он, монстр, предпочитал иметь только деловые отношения.

Изумо/Котетсу
Вот чего они никогда не боялись, так это запутаться и раствориться друг в друге. В этом слившемся в один на двоих мире перегородки личной свободы давно уже могли рости только по внешнему краю.

Наруто/Хината
— Приветик, Хината! — широко улыбнулся Наруто, хлопая девушку по плечу, — давно не виделись!
— Наруто-кун... — заалела Хината в ответ, мягко оседая на землю. Киба с Шино привычно подставили руки.
"Интересно, почему же они, и даже Акамару, смотрели на меня, как на идиота?.." — ломал потом голову Узумаки по пути домой.

Джирая и Наруто
Обнаруженный Джираей у постовой щёлки в женскую баню, Наруто открыл было рот, чтобы возмутиться, но промочал и только вздохнул. "Я ВАС здесь искал, Извращенец!" — само застряло в горле при виде слёз восхищения в глазах сенсея.

Какаши/Тензо
Глядя на приятельски-нейтральные их отношения, трудно было подумать, что Тензо прекрасно знает, как же неудобно спать с Ича-Ичей под боком.

Асума/Куренай
"Как мальчишка, господи!" — подумала Куренай, кладя на стол самолётик с запиской о свидании, и, конечно, кивнула нетерпеливо маячившему Асуме в окне напротив.

Шино/Шикамару
Потеряв счёт с того дня, когда Шино стал приходить на его поляну и молча сидеть рядом, Шикамару, наконец, решил поинтересоваться у Абураме причиной.
— Здесь свои мысли слышно хорошо, — ответил Шино, и Шикамару улыбнулся, снова поворачиваясь к объединившим их облакам.

Неджи/Наруто
Со стороны могло показаться, что насмешливый и высокомерный тон Хьюги не так уж поменялся после той битвы на экзамене, и только Неджи знал, что за увиденным им светом он готов идти, если понадобится, куда угодно. И, глядя на Наруто, Неджи всё никак не мог решить: боится или хочет он того, чтобы Узумаки знал об этом.

Кабуто/Орочимару
С детства Кабуто прекрасно знал: любое доверие — слабость, поэтому легко предал то, чего у него никогда и не было. Поэтому всё, на что он был способен, — это безграничная верность. И каково же было его удивление, когда он понял, что стал тем, кому только и смог довериться Орочимару, предавший всё, что имел.

Кисаме/Итачи
Как ни странно, это акулообразное создание с кровожадной философичностью скрасило Итачи вынужденное изгнание. Кисаме же, со своей стороны, улыбался ему хоть и страшно, но вполне искренне и ни разу не пошутил в своей обычной манере про маленького глупого пацана, мысли о котором беспрерывно пилили душу Учихи.

Мадара/Хаширама
Когда результатом "встречи, чтобы поговорить и решить все недоразумения и вопросы", стала огромная живописная долина с водопадом, Хаширама невольно задумался, как бы неугомонному Мадаре направить энергию и в другие, менее масштабные для страны русла...

Какаши и Хайяте
Приходя к Камню Памяти, Какаши порой кидал задумчивый взгляд на недавно выбитое имя: им открывалась новая череда смертей тех, кого он знал. И иногда он ловил себя на малодушной мысли, что лучше бы она хоть раз открывалась кем-то незнакомым.

Ибики/Анко
Ибики, большой, весь в шрамах и грубый, был полной противоположностью её первой любви. Но было у него с её бывшим сенсеем и нечто общее: они оба умели внушать ужас. Анко нравилось звать это мужественностью.

Темари/Шикамару
— Чёрт... — тоскливо оглядев гору посуды, Шикамару потянулся к первой тарелке, а затем задумчиво поинтересовался у неё. — И за что я люблю эту жизнь?..
Темари прикусила губу, но ухмылка всё-таки выползла на лицо: она-то хорошо знала ответ.

Какаши/Ирука
— Это была Ваша собака, Какаши-сан, — как можно мягче улыбнулся Ирука.
— Ну что Вы, вряд ли, Ирука-сан, — возразил Какаши, в искреннем недоумении хлопая глазом.
Паккун зевнул и почесался: помочь хозяину было делом элементарным.

Джирайя и Какаши
— 106 сантиметров.
Какаши потом долго мучал вопрос: ценой же каких усилий это было узнано?.. Правда, он был заранее уверен, что повторять опыт сенсея ему б не хотелось.

Киба и Хана
Только однажды и только своему парню Киба смог признаться в Страшном Секрете семьи Инудзука: в том, как он долгими ночами втихоря перешивал сделанные с заботой, но просто кошмарные на вид заплатки на одежде. Хана потом долго недоумевала, к чему ж была фраза Шино "о качествах скрытых, взращённых негласно семьёй".

Гаара и Канкуро
Даже после того, как Гаара изменился, заново выбрав свой путь, он остался для Канкуро тайной. Потому что, несмотря на всю братскую привязанность, он так никогда и не смог поверить Гааре до конца — ведь для этого бы потребовалось измениться самому.

Канкуро и Шикамару
"Да, семейные дела будут похлеще управления нитями чакры", — участливо думал Шикамару, глядя, как легко Канкуро идёт на поводу у своих младшеньких братишки с сестрёнкой.

Наруто и Конохомару
Новый Хокаге, как только получил пост, с ходу стал использовать самые сильные стороны своих подопечных ниндзя. Среди прочих не был забыт и его первый ученик: об извращённой фантазии в примении самых разных дзюцу Конохамару давно побил рекорды самого Наруто. Зато мало что могло сравниться с чувствами АНБУ, получившими нового капитана...

Конохомару/Ханаби
В том возрасте, когда мальчики таскают девочек за косички, у Конохамару с Ханаби было всё наоборот: это она таскала его. Не за косичку, конечно, — за шарф.

Нидайме/Хаширама
Кто бы мог подумать, что для старшего Сенджу, сильнейшего шиноби, перевернувшего не только политическую ситуацию страны Огня, но и ставшего символом покоя и незыблемости как для ниндзя, так и для обычных гражданских, опорой стал никто иной, как его младший брат. А Хаширама, между тем, отдаваясь силе его рук, тихой улыбкой благодарил судьбу за этого человека рядом.

Нидайме/Хаширама/Мадара
Что такое вакуум в душе, Нидайме понял после того, как им с братом даже вдвоём с трудом удалось угомонить Мадару. И проблема была здесь не в сексуальной жажде. Просто, проснувшись в одной кровати на троих по утру, он понял, что боится как никогда ранее. И, притягивая к себе ближе хмурящегося во сне Хашираму, он уже знал, что не даст жить Учихе в Конохе: чёрная дыра этой души была слишком опасна для всего, что он любил.

Мадара/МБМ
Когда Мадара сам повязал светлую полоску ткани на его глаза, его брат улыбнулся: он тоже не хотел, чтобы Мадара чувствовал вину за эти красные дорожки из глаз. Старший Учиха же сделал это, чтобы больше никто не мог увидеть в чёрных провалах глазниц с запекшейся кровью то, что показалось ему — будущее его и его клана.

Хаширама/МБМ
Из всех Учих только этот человек вызывал у Хаширамы приязнь, но и к нему примешивалась немалая доля жалости за выбранный путь — Сенджу никогда не мог понять того надрывно-кровавого отпечатка, что накладывался даже на самые чистые чувства в этой странной семье.

Гай-тим
Неджи. Упорно прокладывающий себе путь в жизни, фаталист, не смирившийся со своей судьбой, жёсткий и решительный.
Ли. Взбунтовавшийся против правил, ставший тем, кем быть ему было не дано, вспыльчивый, упрямый и чистосердечный.
Тен-тен часто улыбалась, думая о своих сокомандниках. Они просто не оставили ей выбора, кроме как стать сильной женщиной среди сильных мужчин.

Шикамару и Чоджи
Равновесие — вот что ценил Шикамару в жизни. Ему не нужен был вечно соперничающий за превосходство или могущий проникнуть глубоко в его мысли человек. И Шикамару прекрасно понимал, что для него не было лучшего и более подходящего ему друга, чем Чоджи.

Итачи/Саске
Саске каждый год поздравляли с днём рождения целая орда поклонниц, несколько знакомых, учителя из Академии. Все они дарили что-то — безделушки, открытки, бытовую мелочь — лишь бы подарить. Но каждый же год среди этого барахла обязательно оказывалась до странности нужная и подходящая ему вещь. Саске удивлялся и первые пару раз спрашивал у тех, кто бы мог до такого додуматься. Никто не сознавался.
А Итачи каждый год выбирал подарок, не сомневаясь ни минуты, будь то огромный сюрикен или утяжелённые щитки. Своего брата он знал лучше, чем даже самого себя.

Шино/Хината
После многих, многих прогулок вместе и вечеров вдвоём Хината уже давно считала, что их с Шино окружает особый ореол романтичности, будто соединяющий их и отгораживающий от других. Абураме же, привычный с детства, и думать забыл об окружающем его тихом жужжании.

Дейдара/рты на руках
Подростковый период, который почти у всех мальчишек знаменуется практическим применением рук к другим частям тела, у Дейдары отличался целым рядом открытий. То, что рты можно приспособить и для создания заряженных чакрой искусных фигурок, он додумался гораздо позже.

Маска/Тоби (АУ по теории Мадабито)
Несколько лет ему снились одни и те же кошмары: как она захватывала его, утягивала в себя, эта сущность, а он даже не знал, откуда она взялась. В конце концов, он решил: пусть она всегда будет у него на лице, чем в конце концов, поглотит всё, что у него осталось от прошлой жизни.

Маска/Какаши
Слишком привычная. Слишком удобная. Он так давно её носил, что почти не снимал, даже когда был с самыми близкими людьми. В конце концов, маска им вряд ли могла помешать.

Сакэ/Цунаде
Цунаде никогда и ни в чём не жалела себя. В конце концов, она даже убедила себя, что это вкусно.

Деньги/Наруто
Деньги Наруто любил и уважал, но пасовал перед ними, никогда не понимая, в чём тут секрет: они если есть, то их сразу нет!

Ича-Ича/Какаши
Книжка эта — вернее, один из её экземпляров — прописалась на кровати Какаши. Ну что ж, иногда он об этом не думал, а иногда и не жалел.

Хидан и Джашин
— Здравствуй, мальчик.
— Пошёл на х**.
— Зря ты так, мальчик.
И действительно, уже через пару недель Хидан понял, что ой как зря...

Какудзу и деньги
То, что это его призвание, любовь и вторая ипостась, Какудзу понял сразу и бесповоротно. Стоило только ему, завзятому токсикоману, их понюхать...

Джашин и деньги
Какудзу всегда знал, что всё на свете имеет свою стоимость. Вот и сейчас он не ошибся: кровожадный бог оказался вполне себе по-человечески падок до денег. Куда и на что Джашин собирался их тратить, его не волновало совершенно, а вот душа Хидана могла Какудзу ещё пригодиться...

Какудзу и Мадара
Будучи циничным материалистом, Какудзу не спешил делать последние ставки на продвигаемую Мадарой идею об одиночном конфликте с Конохой — война была бы, конечно, делом хлопотным, но от того не менее доходным.

Хаширама/Какудзу
Это, такое сильное, сердце Какудзу хотел взять себе в колекцию с особой жадностью — наверное, потому что вряд ли нашлось бы другое, настолько далёкое от его власти.

Хаширама/Какудзу — 2
В последний момент Хаширама сумел оценить иронию жизни: его, лучше всех в клане Сенджу владевшего фамильной древесной техникой созидания, победили жгуты смерти.

Тобирама/Мадара
После смерти брата Нидайме сам отыскал Мадару, и эти несколько ночей вместе стали возданием памяти человеку, свет на котором сошёлся клином — для них обоих.

Хаширама/Идзуна
Сёдай Хокаге, привыкший к уважению и восхищению в чужих глазах с малых лет, был сильно удивлён, когда увидел этот взгляд у младшего из двух Учих. За спиной Мадары его брат Идзуна смотрел на вечного противника клана с тоской, непонятной Хашираме. Конечно, он не мог знать о сне, который однажды приснился Учихе и о котором тот, естественно, не сказал и слова. Идзуне снилось, что у высокого человека впереди, за которым он идёт, лицо отнюдь не Мадары, а старшего Сенджу.

Хиаши/Хидзаши
В три года, когда клеймо легло на лоб Хидзаши, они, конечно, ещё ничего не понимали. Но в пятнадцать Хиаши уже давно знал, что чтобы подчинить себе своего брата, ему совсем не нужна сила Старшей семьи Хьюга. Знак Солнца на лбу Хидзаши сам породил ненависть и то неповторимое согласие подчиниться в его глазах, сочетание которых так неудержимо пленяло. Хиаши же оставалось только воспользоваться тем, что было ему дано по праву рождения, и никогда не показывать, насколько же он из-за того, что видел в глазах брата, был счастлив родиться первым.

Иноичи и Ино
Иноичи, наблюдая за своей растущей бойкой и резвой девчушкой, временами знать не знал, как же она сможет овладеть клановыми дзюцу, требующими серьёзности и стройности мыслей. Но его дочь сама нашла другой подход, став сильнейшей из клана Яманака: при всей легкомысленности и вспыльчивости, не изменившим ей и много лет спустя, Ино уже хватало одного взгляда, чтобы проникнуть в душу любому. После подчинения же души подчинить разум ей не представляло труда.

Темари и мать Шикамару
Когда началась только первая ссора двух ими выбранных женщин, Шикаку и Шикамару сидели в одинаковых позах со скучающими выражениями лиц и прекрасно знали, что так оно и будет. Поэтому они оба лишь вяло изобразили удивление, когда оказалось, что точка зрения у их жён на предмет спора была одна.

Гаара и Дейдара
Слишком разные понятия о ценностях — с этим, конечно, всегда тяжело. Но не драться в бою — тем более, что принцип ведения боя у них был похожий. — Их врагов не приходилось даже хоронить.

Тоби/Дейдара
Их отношения походили на гротескный, шаржевый юмор, а Тоби между тем не мог не уважать человека, дававшего ему так легко возможность быть кем угодно под маской шута.

Хидан/Дейдара
Они друг друга бесили, конечно. С первого раза и всегда. Вот только Дейдаре не повезло: он как-то раньше не догадывался, что у неадекватного поклонника Джашина и вывод из ситуации будет странным — почему-то с уклоном исключительно в горизонтальную плоскость.

Мадара/Дейдара
Мадара, умудрённый обширным жизненным опытом, смотрел на мальчишку свысока. И брал также — как нисходил. В общем-то, не его вина была, что Дейдара ничего не видел за его сплошной оранжевой маской.

Хидзаши/Хиаши
Защитить брата, отдать свою жизнь в обмен на его — а не подчиниться унизительной силе печати. Хидзаши, с лёгкой улыбкой уходя из комнаты, где держали совет Хьюга, надеялся, что брат когда-нибудь поймёт, что именно это была за свобода.

Ибики/Эбису
Извращенцем — вот честное слово! — Ибики не был. Но как пообщаешься столько времени с уже таковым, при том в усугублённой форме, — станешь, никуда ж не деться.

Цунаде/Джирайя
Пятая Хокаге, сидя за своим столом и просматривая бумагу за бумагой, одобряя или отклоняя, живя и ведя за собой Коноху, старалась не смотреть за окно, в котором скрылся старый Отшельник уже как два дня назад. Ну, или хотя бы не смотреть так часто.

Какаши/Гай
Жизнь у них, конечно, была бурной. Напряжной — как бы сказал ученик Асумы. Но боже мой, за вечера на кухне с двумя кружками чая, за широченную и ведь действительно радостную улыбку, за ощущение нерушимой стены за своей спиной Какаши и называл их квартиру домом. Всё остальное прилагалось по факту — и он был согласен называть такую жизнь своей.

Гаара и Акамару
Разглядывая случайно встреченную им колоритную парочку из Инудзуки и его пса, Гаара изо всех сил старался не завидовать. Ни этот мальчик, ни его собака не были виноваты в том, что ему самому так не повезло с питомцем.

Сасори/Сакура
Всё бы ничего, но временами Сакуру наводило на мысль, что из игры в куклы она всё-таки уже выросла...

Наруто/Цунаде
Саннины ведь не бывают слишком стары или слишком молоды, правда? Так думает Цунаде, когда наглый мальчишка — привычка, исключительно привычка так его звать — целует её первой после наконец окончившейся страшной битвы на искорёженном поле, звавшемся раньше Конохой.

Наруто/Сакура
Она так давно не слышала "Сакура-чан!!" — слишком привычное слово за все эти годы. Давно — с тех пор, как он ушёл тренироваться на гору Отшельников. Наверное, Наруто и сейчас будет её так звать. Но теперь — Сакура чуть поджимает губы — с немного другим оттенком. Восторга и восхищения влюблённости в этом коротком слове ей, наверное, уже не услышать.

Саске/Сакура
Иногда Сакуре снятся странные — ну, по крайней мере, ей так хочется думать — сны, о том, как Саске наконец-то оказывается с нею и даже проводит с нею ночь, но при этом всегда добавляет походя с лёгкой, небрежной улыбкой: "В знак старой дружбы". Просыпаясь, она думает, что лучше б он так никогда и не вспомнил о старой дружбе.

Джирайя/Цунаде
Шансов, как ей виделось в его глазах, у неё был миллион. Со временем его бесконечные попытки переросли в простые взгляды с улыбкой, и казалось, их всегда можно почувствовать за своей спиной. И Цунаде не была бы собой, если бы не рискнула хотя бы одним из миллиона воспользоваться.

Минато/Наруто
Воспитание сына было для Минато вопросом, безусловно, серьёзным. И с его вдумчивым подходом не составило особого труда объяснить Наруто его личное понимание слова "семья". Наруто же, со своей стороны, просто принял точку зрения отца и без единого возражения встал на ту же позицию. В конце концов, полная близость, которую они с отцом делили, вполне отражала всю глубину этого простого, но важного слова.

Хината/Орочимару
сначала Орочимару разочарованно скучал. Но потом, с каждым новым дзюцу, с каждым новым испытанием начал понимать, какая интересная игрушка ему попалась. Хината же не надеялась ни на что — она просто молча боролась. И когда Орочимару снова надоело, ей выпал шанс. Девочка, в жилах которой текла кровь Хьюга, правильно им воспользовалась.

Киба/Саске
Увидев знакомую куртку светло-зелёного цвета, исчезающую за углом, Киба, не особо раздумывая, кинулся туда, чтобы обхватить Шино. И был очень сильно удивлён, обнаружив у собственного горла кунай, а напротив своего лица не круглые чёрные очки и нечитаемое выражение, а зло и испуганно смотрящие на него Шаринганы. Саске же с тех пор ещё не раз оглядывался, прежде чем куда-то просто свернуть...

Шикамару/Хидан
Шикамару, несмотря на всю свою легенарную лень, никогда не забывает сходить в заветный лес и проверить, на месте ли все кусочки тела Хидана — и в том же ли они лежат порядке. Он считает, что был даже милосерден к врагу — потому что позволяет ему оставаться мёртвым.

Сай, Конан, листочки
Сай ловит и ловит за ней, этой Акацуки, листочки бумаги. Какое полезное у врага оказалось дзюцу! — Только ведь у него закончился последний рулон...

Черные нэко-ушки/Саске (параллель с "Loveless" в плане значения "ушек")
Неко-ушки выросли внезапно, прямо посреди очередной высокомерной фразы рамен-идиоту, по какому-то недоразумению оказавшемуся с ним в одной команде. Саске тогда позорно сбежал с тренировки под первым попашимся предлогом. От ушек было не избавиться: хорошо, что спасала собственная причёска, скрывавшая их, если они были прижаты.
Но ушки отпали сами собой, когда он в первый раз совершил предательство. В глазах Саске, оно того стоило.

Саске/Суйгецу, ключевое слово "фригидный"
Докапываться до фригидного отморозка для Суйгецу было делом принципа. Откуда ж ему было знать, что на этом поприще сложили головы и куда более упрямые, нежели он.

@темы: фанфик, Naruto

---

Две стороны одной медали.

Они были разными сторонами одной медали.

Шикамару был стратегом, который всегда следил, чтобы у него в запасе была сотня альтернативных вариантов, которые он мог предоставить своей команде в качестве запасного выхода.

Он был саркастичным и временами бесчувственным, мысленно тщательно подбирающим слова, прежде чем озвучить их своим обычным ‘Мендоксе’.

Он был неприветлив и груб, тихо проводя все свободное время с лучшим другом вместо того, чтобы втянутся в энергичное общение с множеством людей.

Он был несколько застенчив с девушками, легко вспыхивая каждый раз, когда представительница противоположного пола подбиралась к нему слишком близко или показывала хоть малейший намек на привязанность.

Он был полуночной луной, мерцавшей подобно скрытой драгоценности во мраке ночи, признанной и дорогой тем, кто осознал ее ценность и то, как она отражает свет солнца.

Ино была взрывной, бросающейся действовать без долгих размышлений и иногда нуждающейся в том, чтобы ее спасли от очередных неприятностей.

Она была шумной и агрессивной, и далеко разносились ее крики, которыми она, казалось, считала необходимым высказывать свою точку зрения.

Она была открытой и дружелюбной, легко вовлекая всех окружающих в свой круг с легким смехом и сверкающими голубыми глазами.

Она была слишком демонстративна, раздавая объятья как леденцы и не колеблясь, ходила по улицам, под руку с друзьями, мужского или женского пола.

Она была полуденным солнцем, великолепным в своей сияющей красоте и одаривающим золотым теплом всех, кого касались его лучи.

Они дополняли друг друга, заполняя те места, в которых другой испытывал недостаток, чтобы образовать единое целое.

Проблема была в том, что две стороны одной монеты никогда не видят друг друга.

Он никогда не видел то, как на ее щеках вспыхивал румянец, и губы изгибались в нежной улыбке всякий раз, когда она думала, что он сделал что-то восхитительное.

Он никогда не видел то, как она тайком смотрела на него всякий раз, когда вешалась на шею Учихе Саске.

Он никогда не видел то, как на ее лице проступало разочарование при его решительных попытках отвести взгляд в очевидной незаинтересованност­и.

Он никогда не видел то, как она раздраженно отбрасывала светлый хвост через плечо и стискивала зубы всякий раз, когда куноичи Песка, Темари, развлекала себя, зверски флиртуя с ним.

Он никогда не видел то, как она проводила бессонные ночи, сидя в кровати и не смыкая глаз и считая часы, пока он не возвращался с миссии, чтобы играть со своим преподавателем в “Го”.

Он никогда не видел то, как она билась в истерике, когда ее родители пытались оттащить ее прочь от него и ее пальцы оставляли длинные красные полосы на их руках, когда она отбивалась от них, не в силах подавить рыдания над его бессознательным телом.

Он никогда не видел то, как она на протяжении многих часов подряд упорно тренировалась, чтобы стать достаточно сильной для него, и дрожь ее избитых и перетруженых конечностей, от которой она отмахивалась, смеясь, будто это новая мода, бинтовать все тело.

Она никогда не видела то, как он наклонял голову, и его губы дергались в подавляемой улыбке каждый раз, когда она делала что-то, что заставляло его гордиться.

Она никогда не видела то, как его руки сжимались в кулаки в карманах каждый раз, когда она снова и снова что-то лепетала про Саске-куна.

Она никогда не видела то, как утончались его губы и глаза становились холоднее при виде ее рядом с каким-то безызвестным, безымянным шиноби.

Она никогда не видела то, как он беззвучно шептал ее имя всякий раз, когда в одиночестве сидел на холме, и его глаза закрывались, будто пытаясь сбежать от действительности.

Она никогда не видела то, как он наблюдал ее сон во время своей очереди караулить лагерь, мерцающий походный костер освещал мягкий огонь в его темных глазах, когда он нежно заправлял ей за ухо выбившуюся прядь светлых волос.

Она никогда не видела то, как он плакал до хрипоты, когда она чуть не умерла от потери крови во время провалившейся миссии, и он сидел, ссутулившись рядом с ее больничной кроватью, укачивая ее перевязанную руку в своей.

Она никогда не видела то, как он кричал на ошеломленную Хокаге, неистово требуя, чтобы та никогда не давала ей миссии выше Б-ранга, если они не были под его руководством.

Шикамару никогда не видел то, как Ино мелькала в его жизни, отчаянно ожидая, чтобы он сказал что-то, хоть что-нибудь, что показало бы, что он думал о ней нечто большее, чем просто о еще одном товарище по команде.

Ино никогда не видела то, как Шикамару вяло появлялся в ее жизни, с душой и телом жаждавшими приблизиться к ней, ожидая хотя бы одного-единственног­о ее слова или жеста, которые бы дали ему малейший проблеск надежды.

Вот так, даже притом, что они прожили жизнь рядом, даже притом, что они родились вместе, росли вместе, выполняли миссии вместе и по существу умерли вместе, они никогда по настоящему не видели друг друга.

Они никогда не видели, что на самом деле разделили одну жизнь. Что они были двумя сторонами одной медали.

@темы: фанфик, Naruto

---

Рассвет

Автор: Lunarcat
Бета: Aliks
Он бежал. Бежал быстро, уверенно и чуть-чуть задумчиво. Бежал и думал о том, что увидит в конце Пути... Пока он видел только звезды.
Черно-красной лентой он летел по коридору, от него убегали призраки.
Он бежал.

~*~*~

Зачем он здесь? Кого он ждет? Он не знал. Его позвали звезды, и он стоял перед ними, и смотрел в небо.
Завтра война.
Война, и все быстро делятся на «Светлых» и «Темных»... Господи, как же это глупо! У него Черная Метка на руке, но это ведь ничего не значит! Он мог бы быть Светлым... Дорогу закрыла гордость. И жажда власти.
Он прислонился к стенке спиной. Привычное – до безумного – движение: закрыть спину. Так же машинально он дотронулся до своей палочки из красного дерева.
Просто привычка. Всего лишь привычка.
Во дворе собирались армии. Светлые и Темные. Темные и Светлые. И те, кто будет это наблюдать. Серые. Никакие. Тени.
Он безразличным взглядом осмотрел ряды магов. Темные... Да, конечно, это Пожиратели Смерти и - их дети. И все остальные слизеринцы. Небольшая часть Райвенкло, два из Хаффлпаффа. И – никого из Гриффиндора. Светлые... Дамблдор, двое... нет, двое учителей... гриффиндорцы – золотая толпа. Золотая, облитая кровью – красное с золотом... И Поттер... Нет. Поттера нет. Он что – опаздывает? Проспал?! Или его забыли пригласить на эту битву?!
Его самого там тоже нет.
И – самое страшное – он пока еще не знает, к кому присоединится. К отцу... Или к спасителю волшебного мира?
Заболела Метка.
Он подошел к краю балкона Башни, нашел взглядом Лорда... Нет – это Лорд нашел его. И вопросительно поднял брови. Увидев в ответ спокойное качание головой и жест, означающий «еще нет».
Он еще не понял вопроса Лорда.
Волдеморт же лишь слегка усмехнулся, и отвернулся к «Светлым».
Скоро рассвет. Рассвет нового дня. Дня, полного крови... Где Поттер?!

~*~*~

Он бежал, он уже почти добежал до своей цели – звезд. Звезд, видных лишь с балкона Башни. Что знало его туда? Он не знал.
Как и не знал того, к кому присоединится в этой Битве. Сознание уверенно отвечало: «К Светлым». А что-то другое – ужасно чувствительное и теплое – говорило: «Ты еще не готов к выбору».
Было страшно.
Если он встанет на сторону Светлых – ему придется убить Малфоя. Не хотелось. Очень не хотелось. Он не мог понять, почему.
А еще на стороне Темных стояли Чжоу Чанг и Ханна Аббот, робкая чистокровная волшебница... За нее выбор сделали ее родители. Чанг же привлекла Свобода.
Он не знал, что выбрать. Было страшно.
Если он встанет к Темным – ему придется убить Дамблдора. И Рона с Гермионой... Макгонагалл, Флитвика и Хагрида... Новый учитель ЗОТИ был Пожирателем Смерти.
Нет. Потерять врага тяжелее тому, у кого много друзей.
Но он еще не решил...
Решение пришло через мгновенье.
Он вбежал на балкон, резко остановился на пороге, быстро оглядел двор, и посмотрел на человека, стоящего рядом. Человека в зеленом костюме и черной мантии, на которой еще не было ни белой, ни черной повязки.
- Я пришел. – Спокойно сказал он.
- Поттер.
- Малфой.
Это позвучало так привычно, так... надежно...
- Ты еще не выбрал?
- Нет.
Никто не понял, кто это сказал.
Они немного помолчали. Гарри еще раз посмотрел во двор, взглянул в глаза Волдеморта. Как странно. Они были такими привычными, гораздо более надежными, чем голубые искры в глазах Дамблдора. Директор часто чего-то не говорил, что-то скрывал, слегка – тонко и изящно – издевался. Волдеморт всегда говорил правду.
Гарри хотел уже почувствовать обыденный ужас от этих мыслей, когда вдруг понял, что это уже не имеет никакого значения. Никому уже не важно, почему он выберет ту или иную сторону. Все равно он будет предателем.
- Скоро рассвет. – Спокойно сказал Малфой.
- Тогда пойдем. – Пожал плечами Спаситель Волшебного Мира. Как же ему надоело это прозвище!

~*~*~

На улице медленно светало. Когда из замка вышли два человека – тонких, знакомых силуэта – все напряглись. Решался исход битвы, которая еще не началась.
- Ты первый, Святой Поттер. – Хмыкнул Малфой, и слегка подтолкнул Гарри вперед. Тот молча пошел вперед, и резко свернул налево, к одной из армий. Малфой пожал плечами, и тоже пошел вперед. Когда он поравнялся с Гарри, он тихо промолвил:
- Я знал, что ты выберешь это.
И подошел к своему отцу.
- Великий Гарри Поттер! – Раздался ледяной голос Темного Лорда. – Неужели ты пришел убить меня?! Рассвет еще не наступил.
Гарри обнажил левое предплечье, и спокойно посмотрел на немного удивленного Волдеморта.
- Вы поставите мне Метку, мой Лорд, или я буду находиться в вашей армии незаконно?
Темный Лорд слегка усмехнулся, поставил Гарри на колени, сотворил на его руке Метку. Новый Пожиратель Смерти поднялся, и также поднялось над магами кровавое Солнце.
Начался Бой.
И, кажется, всем ясно, кто победил.

~*~*~ Прошел день и ночь. На рассвете нового дня ~*~*~

- Почему ты сделал так? – Поинтересовался Волдеморт, пока Гарри осторожно дотрагивался до его руки палочкой, исцеляя перелом. Гриффиндорец поднял глаза на своего Лорда.
- Легче найти друзей, чем врагов. Мне, по крайней мере.
Волдеморт чуть поднял бровь, но промолчал. Гарри окинул взглядом поле. В живых остались они двое, Беллатриса Лейстранж, Северус Снейп, напряженно колдующий над ней, и Малфои. Оба. Из «Светлых» лишь Дамблдор в последний мир аппарировал.
Гарри медленно обошел остальных Пожирателей, помог Снейпу, молча посмотрел на Драко. Тот ответил тем же взглядом. Поттер скрестил руки на груди и посмотрел на восток – туда, где восходило солнце.
Кто-то подошел к нему со спины, холодные пальцы чуть сжали его плечи.
- И, все-таки, почему ты стал темным? – Голос Волдеморта больше не был ледяным, он обрел легкие нотки усталости.
- Потому что всегда будет новый рассвет. – Не поворачиваясь, ответил Пожиратель Смерти.
Солнце, поднявшись, окрасило кровавое поле в золотой цвет победы... А над Хогвартсом, как знамя, поднялась серебристая Метка Волдеморта.







Если есть Тьма,
Должен быть Свет.
Если есть «Да»,
То должно быть и «Нет».
Если есть День,
Должна быть Ночь.
Лишь бы ты мог
Все это превозмочь.















Если есть кровь,
То должно быть вино.
Ты веришь в Любовь?
Нет, тебе все равно.
Если есть Жизнь,
То должна быть Смерть.
Если есть «Да»,
То должно быть «Нет»...

@темы: Harry Potter, фанфик

---

Не сегодня, может, завтра

Пейринг: Ино/Шикамару
- Одолжи мне кунай на минутку, - Шикамару хмурится; он всегда хмурится, когда говорит с тобой. Это раздражает, но ты редко делаешь ему замечание. Ну, так редко, как только может нервная шестнадцатилетняя девушка.

- Иди возьми свой собственный, бездельник, - отвечаешь ты и, доставая два куная, начинаешь крутить их на пальце прямо перед его носом.

Он недоволен, это точно. Морщина на его лбу становится еще глубже, чем обычно, но ты не обращаешь внимания.

- Серьезно, тебе нужно стать более организованным. Бери пример с Саске-куна, - ты ухмыляешься, игнорируя его утомленный вздох.

- Замолчи, Ино, - говорит он, лениво потягиваясь, прежде чем шагнуть к тебе. Конечно, ты не замечаешь. Ты слишком занята мыслями о Саске и его темных-темных волосах и темных-темных глазах и длинных-длинных ресницах. Иногда тебе хотелось бы иметь более темные волосы, а не этот блондинистый отстой.

Когда ваши лица разделяет два дюйма, ты наконец возвращаешься к реальности. Жар бежит по твоей спине и опаляет лицо.
- Ч-что ты делаешь?

Он не отвечает, разве что поднимает бровь, прежде чем чем провести пальцами по твоей руке и крепко сжать кольцо куная. Твоего куная.

- Я сказал, одолжи мне кунай, - шепчет он тебе на ухо, горячее дыхание щекочет кожу.

Будь это кто-то не так хорошо знакомый, ты, наверное, поднесла бы руку к губам и глупо захихикала, но это Шикамару - поэтому ты просто округляешь глаза и отталкиваешь его:
- Эй, контролируй свои гормоны.

Он громко фыркает. Сегодня он стянул твой кунай. Он кладет его к себе в ножны и уходит.

Ты кричишь ему вслед:
- ЗА ТОБОЙ ДОЛЖОК!

Но знаешь, что на самом деле не против. Ты постоянно берешь у Чоджи сюрикены, а когда допоздна тренируешься со своей командой, Шикамару одалживает тебе куртку. Чоджи все время ест твои завтраки, и однажды ты отдала Шикамару левую сережку, потому он потерял свою во время миссии.

Вы трое как семья, и неважно, сколько раз ты желала, чтобы Саске был в твоей команде - это ничего не значит.

- - -

Ты размышляешь о множестве разных вещей. К примеру, любил бы Шикамару смотреть в небо, будь небо зеленым. Ел бы Чоджи чипсы, если бы они пахли сверчками. Одалживает ли Сакура куртку свом напарникам, если один из них потерял её во время тренировки.

Потому что ты одалживаешь.

Три месяца назад зима еще кружилась в небе и холодные улицы были покрыты снегом. Ты хорошо помнишь день, когда Шикамару забыл, где оставил куртку. Так вышло, что вы трое начали тренировку в лесу, а закончили у замершего пруда. Ты не знала точно, действительно ли Шикамару забыл куртку или просто поленился идти за ней, но все равно отдала ему свою - красивую и новую.

Тебе безумно нравилась эта куртка. Тебе нравился искусственный мех; особенно тебе нравилось, каким мягким он выглядел на воротнике. Ты обожала её белый цвет; особенно то, как белый контрастировал с твоими синими глазами, когда ты расстегивала куртку и отбрасывала падающую на глаза светлую прядь.

Но тебе было не так уж и холодно, а губы Шикамару уже синели, поэтому ты сказала ему одевать куртку - и быстро, не то ты ему врежешь.

Чоджи засмеялся. Шикамару нет. Но ты знала, что ему хотелось.

- - -

Ты помнишь, как однажды весной Шикамару и Чоджи застали тебя врасплох и столкнули в то озеро возле поля с подсолнухами. Ты осыпала своих напарников проклятьями, пока они тыкали пальцами и смеялись (Асума только легкомысленно улыбался). К тому времени, когда ты выбралась из озера, ты продрогла до самых костей.

Ты стучала зубами всю дорогу домой. Чоджи и Шикамару обменивались виноватыми взглядами. У дома Шикамару помедлил и попросил вас двоих немного подождать. Несколькимя минутами спустя Шикамару вернулся с большим серым свитером. Он бросил его тебе и сказал одеть - и быстро, не то он тебе врежет.

В этот раз смеялись все трое.

- - -

Сегодня Шикамару возвращает кунай и твою любимую куртку.

Сегодня ты одета в кроссовки Чоджи и тренировочные штаны Шикамару (если вкратце, ты пыталась отомстить им за то падение в озеро, но почему-то оказалась по уши в грязи, при том, что на Шикамару и Чоджи не было ни пятнышка.)

Сегодня Сакура говорит, что похожа на мужчину. Ты пожимаешь плечами, губы сами собой складываются в улыбку. Ты не против. Прежде чем вступить с Сакурой в соперничество за Саске, ты была тем еще сорванцом. По крайней мере, сейчас тебе не приходится беспокоится о потекшей туши или смазавшейся подводке.

Сегодня Саске в очередной раз отшивает Сакуру, и Наруто, широко улыбаясь, приглашает Сакуру на свидание. Сакура в очередной раз отказывает и идет домой, от расстройства запуская руки в розовые волосы.

Сегодня одна твоя рука лежит на плече Чоджи, другая - на плече Шикамару, и Шикамару обнимает тебя за талию, и Чоджи предлагает тебе чипсы и ты понимаешь, что тебе нет никакого дела до твоей куртки или твоих волос или твоего макияжа, потому что у тебя, черт возьми, самые лучшие в мире друзья.

Сегодня Шикамару провожает тебя домой и насвистывает мелодию, подхваченную у Асумы; ты, как обычно, шутя ударяешь его кулаком в бок. Когда он ловит твою руку и переплетает свои пальцы с твоими, ты понимаешь: вчера он мог украсть твой кунай, но сегодня - украл твое сердце.

@темы: фанфик, Naruto

---

Last One Standing

Author: desolate butterfly
Genre: angst, deathfic
Pairing: InoSaku, hints of NaruSakuSasu
Rating: PG - 13
Summary: Sakura dies, and Ino celebrates.
It was a gorgeous funeral, really.

Ino scratched idly at the bandage on her wrist and watched the bartender pull out a chilled bottle of some alcohol she couldn't pronounce and couldn't really afford and set it on the counter.

"You need a glass?" the gruff man asked, eying her with the faint suspicion of someone approaching a wounded animal.

She knew he was seeing her black-rimmed eyes, the bright-red lipstick smeared across her cheeks where she'd pressed her face into Chouji's breastplate earlier that afternoon. She smiled at the bartender and he flinched, instinctively.

"Two glasses please," she murmured, gesturing to the empty stool beside her. "I need to make a toast."

Something bubbly and far too sweet was poured into fluted glasses and Ino took up hers with a flourish, saluting the ceiling with it before letting the sweetness flow down her throat and the bubbles pop against her tongue.

"Happy death-day, Sakura," she said out loud as she reached for the other glass. "You got what you wanted. Always did. Selfish, stupid little-"

Kakashi had looked about eighty years old, instead of barely touching forty, creaking up to the coffin to lay down his flower and stare at the picture on top until Gai-sensei had tugged him away. He was the only one left now, and Ino knew it wouldn't be that way for long.

They were all selfish. Team Seven. Stupid, selfish. Leaving everyone else behind like they didn't matter. Like they were all just peripheral, outside the circle.

And they were all together now.

Ino poured herself two more glasses and downed them in rapid succession. Her tongue stuck thickly to the roof of her mouth as she laughed.

"Many happy returns."

fin.

@темы: фанфик, Naruto

---

На прощанье

Переводчик: Риджер
Жанр: ангст, deathfic
Герои/Пейринги: Ино, Сакура, упоминание команды семь.
Оригинальное название: Last One Standing
Автор: desolate butterfly
Оригинал: тут

Похороны вышли очаровательными, ничего не скажешь.
Ино бесцельно крутила повязку на запястье и наблюдала, как бармен достает охлажденную бутылку с алкоголем, название которого она не могла произнести - и даже не пыталась.
Бармен поставил бутылку на стойку.
- Вам нужен бокал? - спросил мужчина угрюмо. Он смотрел на девушку с настороженностью человека, вынужденного приблизиться к раненному животному.
Она знала, что он видит черные круги под глазами, следы ярко-красной помады на щеке - в том месте, где она прижималась к нагруднику Чоджи. Ино улыбнулась бармену, и тот инстинктивно отшатнулся.
- Два бокала, пожалуйста, - выдохнула она, указывая на пустое сидение рядом с собой. - Я хочу сказать тост.
В её бокал налили что-то пенящееся и на вид очень сладкое. Ино эффектным жестом отсалютовала потолку, прежде чем позволить сладости проследовать вниз по горлу и дать пузырькам пощекотать язык.
- С днем смерти, Сакура! - громко произнесла она и потянулась за вторым бокалом. - Ты получила, что хотела. Как и всегда. Самодовольная, безмозглая, маленькая...
Наклоняясь, чтобы положить цветок на гроб, Какаши выглядел на все восьмьдесят вместо ранних сорока. Он так и застыл, разглядывая рисунок на крышке, пока Гай-сенсей не увел его прочь. Какаши был единственным, кто остался, но Ино знала, что это вряд ли ненадолго.
Они все были самодовольными эгоистами, эта команда семь. Безмозглые и самодовольные. Они вели себя так, будто кроме них никого и не существовало. Они ушли, бросив всех остальных, как какой-то пустяк.
Что ж, теперь они были вместе. Ино заказала еще два бокала.
- Много счастливых лет.
Когда она смеялась, её язык приклеивался к нёбу.

@темы: фанфик, Naruto

---

Шестое чувство

Автор: THEsud
Бета: amnezia
Пэйринг/Персонажи: почти все генины Конохи
Рейтинг: PG
Жанр: ангст
Предупреждения: нет
Статус: закончен
Дисклеймер: все принадлежит Кишимото
Размещение: где угодно, но с указанием автора
От автора: многое сильно притянуто за уши, многое выдумано, и я это знаю.
Человеку доступны всего лишь пять чувств. С их помощью он воспринимает окружающий мир, основываясь на них, принимает решения, как обычные повседневные, которых часто и не замечает, так и жизненно важные. Каждый знает их с детства: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание. Каждый привык ими пользоваться не задумываясь, даже не осознавая этого.
И шиноби не исключение. Может быть, они чуть выше ценят эти чувства, ведь жизнь и смерть любого ниндзя во многом зависят от них. Вовремя увидеть ловушку; услышать приближение врага; по приносимым ветром запахам понять, что ожидает тебя впереди; ощутить вкус крови во рту – вкус, заставляющий собраться, пробуждающий злость и ярость; почувствовать, как твой кулак коснулся противника раньше, чем ударил он – это непременная составляющая жизни любого шиноби. Но даже они, подобно большинству людей, принимают все как должное.
Хотя есть среди них и те, кто может сказать немного больше, но они обычно молчат.
Неджи любит сидеть с закрытыми глазами. Чаще всего, когда никто не видит. Но иногда, после особо изматывающей тренировки или тяжелого боя, когда нет больше сил, он устало опускает веки, не обращая внимания на окружающих. И тогда ТенТен всегда украдкой наблюдает за ним: он кажется ей таким умиротворенным и безмятежным. А Неджи просто ждет, когда успокоится стянутая, зудящая от слишком долго использования бьякугана кожа, когда утихнет бешеная пульсация в висках, когда в глазах перестанут мелькать зигзаги разных, практически непереносимых человеком, постоянно меняющихся цветов.
Он наслаждается темнотой, ему нравится ничего не видеть. Потому что обычно он видит слишком много. Временами Неджи кажется, что скоро он начнет понимать истинные мысли и чувства людей, замечать каждый, даже самый незначительный жест, каждое мельчайшее движение глаз уже без помощи бьякугана. Поэтому он не хочет смотреть лишний раз, без необходимости. Иногда он просыпается среди ночи от кошмара, повторяющегося снова и снова. Ему снится, что, однажды активировав бьякуган, он не сможет от него избавиться и вынужден будет жить с ним вечно. Постоянно видеть мир в черно-белых тонах с переливающимися цветными всполохами из чудовищного для человеческого глаза спектра. А самое страшное – видеть всегда, даже сквозь веки.
Бьякуган – это великий дар, сила клана Хьюга, хотя мало кто догадывается, какую цену приходится за него платить. Но никто из владеющих им никогда не откажется от него добровольно. И остается только одно – закрывать глаза…
Шино не любит говорить без дела. Да он вообще не любит говорить. Он любит тишину. Вот только он не знает, что это такое.
Когда Шино выпускает своих насекомых, все вокруг слышат монотонный гул, создаваемый тысячами крыльев. Этот звук кажется таким естественным. Команда номер восемь давно привыкла к нему и практически не замечает, а Киба иногда бормочет, что однообразное жужжание клонит его в сон, и демонстративно широко зевает. Для врагов этот звук становится иным: на пол тона выше, слегка вибрирующим, раздражающим. Если слушать его слишком долго, то возникает непреодолимое желание заткнуть уши, избавиться от гудения в голове, и это не дает полностью сосредоточиться на битве.
Шино различает голос каждого отдельного жука, а как иначе можно управлять не только всем роем, но и конкретными насекомыми? Он улавливает их предсмертный писк, вонзающийся острой иглой в его сердце, а в бою они гибнут десятками, сотнями. Когда сражение закончено, а уставшие жуки возвращаются к хозяину и начинают поглощать последние остатки его чакры, ему кажется, что из каждой клетки его тела доноситься голодное чавканье.
И, видя его вечное спокойствие и сдержанность, никто даже не догадывается о том, что Шино постоянно слышит звуки, производимые насекомыми, живущими в его теле. Постоянно, даже ночью – ведь рой не спит никогда. Он мечтает узнать, что такое тишина. Но для любого из клана Абураме она наступает только со смертью последнего жука, который гибнет тогда, когда умирает его хозяин…
Киба любит спать, уткнувшись носом в шерсть Акамару и во сне вдыхать его запах. Кто-то другой скажет, что это обычный запах псины, резкий, неприятный, отталкивающий, но для него он самый родной, самый близкий – это запах дружбы, преданности, верности. А главное он забивает все остальные запахи, абсолютно все.
Нюх Кибы необычайно чувствителен даже в обычное время, особенно когда его ничто не отвлекает. Лежа ночью в постели, он пытается распутать клубок витающих в воздухе запахов: собачий, такой привычный и домашний, мокрой прохлады дождя за окном, свежести сырых чуть подрагивающих листьев. Он наслаждается чистыми и бодрящими ароматами, но улыбка сползает с его лица, когда ветер приносит новые ощущения. Пот, усталость и боль от возвращающейся с миссии сестры. Кровь, холод и смерть от мертвого пса у нее на руках. Киба в отчаянии трясет головой, но они становятся еще острее. Он зажимает пальцами нос, только бы не чувствовать ничего больше, но запахи никуда не уходят. К ним только присоединяется еще один – запах его собственных слез.
Когда Киба применяет свое дзютсу человеко-зверя, и его обоняние обостряется в тысячу раз, ему становится ровно во столько же раз хуже. Он не хочет использовать эту технику на тренировках, но иногда все же приходится. И тогда такой легкий, нежный, притягательный аромат его напарницы по команде, девушки, в которую он влюблен, становится просто невыносимым, потому что к нему примешивается другой, тот, которого он обычно не чувствует. Немного дерзкий, жизнерадостный, с примесью рамена – запах парня, который обнимал ее совсем недавно. Во время боя на него обрушивается лавина отвратительных врезающихся в мозг ощущений: ледяная ярость; сладко-соленая теплая кровь, остающаяся на холодном остром лезвии; пульсирующий страх; предсмертная агония и еще десятки других, не менее чудовищных. И Киба забудет все это, только зарывшись лицом в шерсть Акамару…
Чоджи не любит, когда кто-то пытается съесть последний кусок. Эту странную привычку не может понять даже его лучший друг, который, кажется, знает все. Шикамару никогда не говорит об этом, просто принимая все как есть, а вот другие спрашивают, улыбаются, смеются и в последний момент захлопывают рот, когда с языка уже готовы сорваться слова: «толстый», «обжора», «жирдяй». А Чоджи просто молча протягивает руку за последним кусочком мяса, за последней чипсиной, делает последний глоток бульона, наслаждаясь вкусом так, как может это делать только он.
Уникальные техники клана Акимичи, позволяющие увеличивать вес и размер тела, требуют не только энергии, запас которой необходимо постоянно поддерживать. Они забирают еще и способность ощущать вкус. Жуя чипсы на тренировке, он просто восстанавливает потраченные силы, совершенно не чувствуя того, что ест. Только когда к нему возвращается последняя израсходованная калория, на языке появляется еле ощутимый привкус соли и специй. Почему-то всегда именно в этот момент Асума говорит: «Все, продолжаем…». И, прежде чем сунуть пакет в карман, Чоджи в последний раз запускает в него руку, а его рот наконец-то наполняется бесподобным, восхитительным вкусом чипсов.
Существуют еще пилюли – секретное оружие, дающее невиданную силу, огромную, поразительную мощь, приводящую врагов в трепет. Использующий эти таблетки лишается вкуса не на минуты, не на часы, а на дни и даже на недели. Любой из клана знает, что если применять их слишком часто или необдуманно, то можно потерять его навсегда. А потом все так же постоянно есть – есть безвкусную пищу. И Чоджи запоминает вкус каждого последнего кусочка, ведь он может оказаться действительно последним…
Рок Ли любит опускать руку в ручей и чувствовать, как ласковые струи с журчанием обтекают его ладонь. Ему нравится успокаивающее ощущение прохлады на своей коже, от которого она перестает невыносимо гореть. Он слегка шевелит пальцами, заставляя воду бурлить вокруг них, усиливая давление, – и постепенно исчезает жжение, уходит боль, все уносится этим потоком.
Ли ненавидит рукопожатия, и иногда он очень боится встретить Наруто, потому что тот всегда делает это очень энергично, со всей силы сжимая и тряся ладонь. А ему хочется прекратить эту пытку, вырвать свою руку и помахать ей, чтобы воздух хоть немного уменьшил боль. Но Ли терпит, только крепче сжимает зубы, и терпит. Несмотря на то, что он только закончил тренировку. Не общую с Неджи и ТенТен, а свою, особую.
Пятьсот отжиманий. После сотого он чувствует каждый маленький камешек под своими руками. После двухсотого уже каждая песчинка, каждая травинка впечатывается в его ладонь. После трехсотого он немного меняет положение, и какой-то острый сучок впивается в его кожу. После четырехсотого, когда уже больше нет сил терпеть, он сдвигает руку, но становится только хуже: сучок вонзается еще глубже, и кровь из ранки впитывается в землю. После четыреста пятидесятого судороги сводят мышцы, а кожа на ладонях пылает огнем, но он уже почти ничего не ощущает. Четыреста девяносто второй – рука подгибается и Ли со стоном разочарования падает лицом в траву.
Тысяча ударов кулаком. После пятисотого костяшки разбиты в кровь, и при каждом взмахе мелкие красные капли разлетаются в разные стороны. После шестисотого он решает бить ребром ладони. После восьмисотого руки отказываются подниматься, и он в отчаянии вцепляется в столб пред собой, пальцы судорожно скребут разбитое дерево, мелкие щепки впиваются в кожу, заходят под ногти, и боль заставляет собраться и бить снова и снова. А после тренировки Ли идет сначала к ручью, потом домой и по дороге встречает Наруто…
Пять чувств. Они приносят не только приятные ощущения, не только удовольствие и наслаждение. Но шиноби используют их возможности всегда и полностью, не обращая внимания на боль, превозмогая страх, и они никогда не перестанут этого делать. Потому что это их выбор – быть ниндзя, это их судьба, это их жизнь.
И потому что есть еще шестое чувство.
Нет, они все прекрасно знают, что такое шестое чувство для обычных людей. Это что-то нереальное, сверхъестественное, гипотетическое, это интуиция, ясновидение, это то, чему нет объяснения. И никто не может точно сказать, существует ли все это на самом деле. Но для шиноби шестое чувство – это совсем другое, они уверены в его реальности, они испытывают его ежедневно и не представляют без него своей жизни. Однажды познав, его уже невозможно забыть, от него невозможно отказаться.
Шестое чувство…
Маленький мальчик впервые испытывает его, когда, в сотый раз сложив пальцы в печать и произнеся нужные слова, наконец-то видит результат своих действий. Потом это не будет казаться таким уж большим достижением: в будущем он с легкость станет использовать гораздо более сильные техники своего клана. Но он все равно никогда не забудет одобряющий взгляд и счастливую улыбку отца, а главное гордость, переполнявшую его самого от осознания того, что он смог это сделать. За всем этим мальчик почти не замечает, как просыпается то чувство, которое теперь будет с ним на протяжении всей жизни. Он не замечает, как впервые управляет чакрой, пусть пока интуитивно, неумело и неэффективно, но управляет. Но именно тогда он понимает, что обязательно станет шиноби, потому что не быть им уже невозможно...
Слишком мало. Теперь слишком много. И снова падение. А высота с каждым разом все больше и больше. Через это проходят практически все генины. Именно так постигаются основы управления чакрой, именно тогда юные шиноби начинают по-настоящему ее чувствовать, еще не в полной мере, но чувствовать и контролировать.
Двенадцатилетний мальчик стоит, сжав кулаки, ощущая, как смешивается внутри энергия, как она движется вниз, концентрируясь в ступнях, и надеется, что вот сейчас все точно получится. А затем он бежит вверх, чтобы в отчаянии осознать, что опять неудача, что еще один шаг и останется только лететь на землю. Но понять на секунду раньше, чем начнешь падать, - это и значит чувствовать чакру. Мальчику это станет ясно намного позже, а сейчас же ему хочется кричать от разочарования, а на глаза наворачиваются предательские слезы, особенно если кто-то уже стоит наверху, с усмешкой и превосходством наблюдая за его мучениями. А если это еще и девчонка…
Потом, с гордостью осматривая окрестности с вершины самого высокого дерева, ему снова хочется кричать, но уже от счастья, от ощущения в себе энергии, неразрывно связанной с телом, от понимания, что теперь эта сила подчиняется ему. В этот момент кажется, что больше ничего уже и не надо, что чакра теперь всегда будет послушна, и что это самое замечательное мгновение в жизни. Но впереди еще много открытий.
Первый шаг по воде. Мальчик трясет головой, и брызги с мокрых волос разлетаются во все стороны, сверкая в лучах солнца, но гораздо ярче сияет его широкая довольная улыбка. Он идет еще немного неуверенно, неустойчиво балансируя и помогая руками удерживать равновесие, иногда проваливаясь по щиколотки в воду. Но он знает, что уже никогда не окажется в ней полностью, он чувствует, что выделяемая из ступней чакра никогда уже его не подведет
Первая победа в бою, даже в тренировочном, над своим напарником по команде – это огромное событие. А если бой реальный, с настоящим противником? Когда все уже кончено, приходит страх перед опасностью, которой удалось избежать, осознание того, что смерть была совсем рядом. Но во время схватки этого нет. Есть только безумное желание победить. Есть только бьющие через край злость и ярость, когда видишь, как ранят твоего друга. Есть только сила, сконцентрированная внутри. Сила, которой уже не управляешь и почти не замечаешь ее присутствия, потому что просто становишься с ней единым целым.
Полное слияние, когда концентрируешь, распределяешь чакру, точно выделяешь необходимое ее количество машинально, не задумываясь, просто зная, что все делаешь правильно. Один раз испытав, этого уже невозможно забыть. Без этого чувства уже просто невозможно жить. Невозможно, несмотря ни на что…
Взмах руки, раскрытая ладонь, приближающаяся к груди. Так изящно. Так красиво. Так смертельно. Мягкое прикосновение пальцев с пляшущими на них голубыми всполохами к телу противника. Бьякуган не даст промахнуться даже на долю миллиметра, и удар приходится точно в цель. Чакра Хинаты проникает в тело врага, в его систему циркуляции, смешиваясь с его собственной. Какая-то доля секунды – и невидимая борьба двух энергий завершена: поток чакры противника под контролем. Теперь она способна управлять им по своему желанию: остановить, усилить, направить туда, куда нужно, чтобы убить человека изнутри, убить одним касанием.
Но никто кроме клана Хьюга не знает – как на самом деле это происходит. Чакра каждого человека индивидуальна, и соединить их не так просто, они обе сопротивляются. Это ураган, столкновение двух стихий, борьба противоположностей. Хината чувствует, как бушует энергия, своя и чужая, как образуются круговороты, волны, всплески, которые отзываются мучительной болью, скручивающей и вытягивающей ее собственные каналы чакры. Для всех это длится мгновенье, для Хинаты – вечность. Но она бьет снова и снова…
Тяжелое хриплое дыхание лежащего на земле человека. Кровь на нем. Кровь на траве. Кровь на руках склонившейся над ним девушки. Бледно зеленое свечение на ладонях, быстро и уверенно скользящих по телу шиноби. Пальцы Сакуры замирают над страшной глубокой раной, и сосредоточенная в ее руках чакра начинает слегка пульсировать точно так же, как хлещущая толчками кровь. Лед и пламя. Одновременно. Это невозможно, но так происходит всегда. Ее ладони скованы холодом и невыносимо горят. Огромное количество сконцентрированной в руках силы сжигает изнутри, а направленный к раненому поток чакры забирает энергию и последние крупицы тепла с ее кожи. Но Сакура не обращает на это внимания: она привыкла к этим ощущениям, как и любой медик. Она сосредоточено следит, как останавливается кровь, как медленно, словно нехотя, соединяются края раны, как срастаются волокна мышц и кожа. Она этого не видит – она просто чувствует.
Все. Сакура облегченно выдыхает и вытирает застилающий глаза пот, оставляя на лбу и волосах темно-красные, кажущиеся в сумерках почти черными, разводы крови. Она улыбается, шепчет что-то успокаивающее и опускает на голову шиноби холодную ладонь…
Бездонное голубое небо над головой – сегодня оно прекрасно как никогда. Еще немного. Еще несколько минут. Еще хотя бы одну минуту. Шикамару пытается сконцентрироваться, собирая последние силы. Спина покрывается испариной, холодные капли пота медленно катятся по лицу, сердце стучит так громко и гулко, что кажется – его удары слышны даже удерживаемым его тенью противникам. Но все бесполезно. Чакра кончается. Стремительно, неотвратимо кончается, оставляя после себя лишь пустоту. Ледяную, мертвую, беспощадную. Точно такую же, в которой скоро окажется и он сам.
Последние секунды перед смертью. А он еще столько не успел, о стольком мечтал. Последний взгляд на облака. Но пусть он и считает себя трусом – он погибнет достойно: в бою, прикрывая своих друзей, и враги не увидят его страха. Последняя капля чакры, покидающая тело. Тень, возвращающаяся к его ногам. Невозможно удержать в себе ужас, когда ощущаешь дыхание смерти прямо за своей спиной. Потом чудовищный калейдоскоп, и Шикамару лишь смотрит, не веря своим глазам. И слыша «Ты молодчина…» и «…бой закончен» из уст сенсея, он падает на землю. Но, только чувствуя, как восстанавливается чакра, как появляется первая мельчайшая частичка энергии, он понимает, что жив…
Человек с язвительной кривой ухмылкой на губах говорит о его лучшем друге. А слова могут ранить больнее, чем удар кунаем. Слова даже могут убить быстрее и надежнее, чем чидори или разенган. Слова приводят Наруто в ярость, будят в нем Демона. Чужая чакра бьется внутри, буйствует, рвется наружу. Ее совсем не хочется сдерживать: в голове одна мысль, одно желание – убить. Убить того, кто отнял у него Саске. В глубине зрачков вспыхивает алый вихрь; заостряясь, вытягиваются клыки; когти вонзаются в землю; клочки красно-оранжевой чакры соединяются, почти полностью покрывая тело – Наруто превращается в Зверя.
Один. Второй. Третий. Моментально один за другим появляются новые хвосты. Во вспыхивающих яркими точками последних проблесках сознания он чувствует неукротимую силу и мощь, но понимает, что этого мало… И тогда вырастает четвертый хвост. Он уже не ощущает, как рвется и отслаивается кожа, как смешивается с чакрой его собственная кровь. Он не чувствует ни страха, ни боли, ничего человеческого. Теперь ему уже все равно, с чего все началось, чего он хотел добиться – остается только неистовая ярость, безудержное желание разрушать, необузданная жажда убивать. Неважно кого, неважно зачем. Просто убивать, убивать, убивать. Наруто больше нет, есть только Девятихвостый Лис. Но Наруто еще вернется. Сейчас ему помогут вернуться, хотя когда-нибудь он может оказаться один…
Шестое чувство многообразно и многогранно. Оно общее для всех и для каждого свое. У него десятки проявлений. Оно одно способно вызвать множество других. Оно может принести радость, а может заставить страдать. Оно может дать силу, но обычно за нее приходится платить болью. Оно может воодушевить на короткий, но такой необходимый во время боя, миг, а может разочаровывать бесконечно долго. Оно исцеляет, дарит жизнь, но еще легче оно убивает. Но ни один шиноби не представляет себя без него.
Шестое чувство – чувство чакры.

@темы: фанфик, Naruto

---

Персонажи: все
Автор: The Sh33p
Перевод: Lido
Бетинг: пожелала остаться неизвестной
Рейтинг: G
Предупреждение: если вы не знаете канона, даже не беритесь читать, но если вы знаете канон, то не спешите верить всему, что прочитаете. Это первая страница из пяти, так что дайте знать, если возникнет желание почитать продолжение. Плюс я переводчик непрофессиональный, возможны ляпсусы, которые просто проскочили мимо двух пар глаз.

Мало кто помнит, кто когда-то не было пяти Великих скрытых деревень и дюжин более мелких, соперничающих за власть. Вместо пяти Каге было шесть. Титулы Хокаге, Мизукаге, Казекаге, Цучикаге и Рейкаге появились сотни лет назад, но над их носителями властвовал Зенпанкаге, Великая Тень, чье влияние было скрыто от взгляда. Долгое время этот главный Каге стоял над пятью меньшими, каждый управлял его или её подчиненными по-настоящему железной рукой.
Затем пара братьев, Кензаймару и Намимару, убили Зенпанкаге и ввергли когда-то спокойный мир шиноби в хаос. В последующей отчаянной борьбе за власть древние традиции были потеряны, и Каге тех дней были убиты либо друг другом, либо своими предполагаемыми преемниками, большая часть которых в свою очередь погибла в первые минуты после триумфа.
В итоге Пять Каге наших дней ведут отсчет не с момента, когда Первый Зенпанкаге объединил шиноби в единый народ, что было сотни лет назад, но со времени, когда пять лучших, объединившись, воплотили в жизнь то, что станет впоследствии Великой Пятеркой Деревень.
2
История Конохи разительно отличается от прошлого иных деревень Великой Пятерки. Тогда как шиноби последних обладали похожими друг на друга стилями борьбы и разделяли одну жизненную философию, Коноха была необычна с самого начала. Стихией её первого Хокаге был не огонь, давший ему имя, но дерево, что служит пламени пищей. Её Второй, который когда-то был возможным преемником Пятьдесят Третьего Мизукаге, в основу своих техник вложил не огонь, но воду, гасящую его.
Ирония не прошла незамеченной их преемником - прилежным в изучении истории – ирония того, что те двое, ставшие первыми Каге в деревне, были братьями и отказались от своих имен, чтобы вместо них нести титулы.
3
Из пяти Хокаге лишь двое сохранили части имен, данных им от рождения. Третий, Сарутоби, отказался от своего имени, но хранил фамилию. Она укрепила его связь со старшим сыном, со снохой и единственными выжившими родными: вторым сыном, Асумой, и прямым наследником, Конохамару. Пятая сделала обратное, но многие скажут, что она перестала верить в семью, когда увидела изувеченное тело своего дорогого брата.
Из пяти Хокаге Третий и Пятая более всего разнятся. Сарутоби принял титул в возрасте двадцати лет—моложе всех, кто когда-либо нес его тяжесть—и управлял Конохой дважды; почти тридцать лет в первый раз, и лишь двадцать – во второй. Он провел Коноху через две из трех Великих Войн шиноби и видел как обоих своих предшественников, так и тех двух, кто заступал на его место. Цунаде приняла титул к пятидесяти годам – возраст поздний уже для того, чтобы быть Хокаге, не то, что становиться им –и встретила Коноху в пору её возрождения из руин. Ночами она молится о том, чтобы не увидеть очередной войны, и надеется прожить достаточно долго, чтобы помнить не только двух своих непосредственных предшественников, но и по меньшей мере одного наследника.
По крайней мере один человек, Данзо, думает, что она не протянет даже пяти лет.
4
Когда речь идет о кланах продвинутого генома, Коноха единственная изо всех скрытых деревень, что встречает своих уродцев с открытым сердцем и распростертыми объятиями. Корни этого таятся в договоре, который во время основания Конохи был заключен между кланами Хьюга и Учиха, с одной стороны, и Первым Хокаге с другой: Учиха были признаны независимыми, а Хьюга была позволена варварская практика Проклятых печатей. Более того, именно Первый Хокаге изобрел Проклятую печать, и каждый год, когда вся деревня празднует его рождение, боковая ветвь Хьюга носит черные похоронные одежды с рассвета до сумерек и проводит большую часть дня, бросая убийственные взгляды на лицо, увековеченное в камне.
Это ритуал, который Главная семья не в силах изменить.
5
Клан Учиха был рожден, когда второй сын главы клана Хьюга упился вдрызг и провел ночь с семью женщинами: блюстителем порядка, двумя гражданскими и четырьмя сраженными дзенинами, особо восприимчивыми к тому типу иллюзорной техники, которым он владел. Все они забеременели. Когда глава клана об этом узнал, двух из четырех дзенинов заставили совершить аборт, и остальные женщины искали защиты у Хокаге. Безусловно, он ее предоставил.
Парой десятилетий позже, дети тех женщин сами обзавелись семьями. Сыновья полицейской –тройняшки, именованные Учиха, потому как они были незаконнорожденными, а их мать была из рода Учиха – вошли в состав милиции. Дети дзенинов стали заурядными ниндзя, и дети горожан стали простыми горожанами. Прошли еще несколько поколений, и семьи слились, но в это время наследники Учиха стали использовать свой бьякуган для целей иных, чем он был предназначен. Набросьте еще пару поколений - и бьякуган наконец мутировал в красную спираль, что зовется шаринганом в наши дни.
Первой и бурной реакцией Хьюга на происшедшее была казнь отца семерых ублюдков. Шло время, и клан начал ритуально оскоплять или стерилизовать тех, кто не был первенцами, покуда эта практика не уменьшила число людей до величин, угрожающих существованию клана. Когда Первый Хокаге предложил Проклятую печать как альтернативу, они приняли её, не терзаясь этическими соображениями, и с тех пор были неколебимо верны.
6
Первым троим Учиха были даны имена Цукиоми, Аматерасу и Сюзано. Каждый совершенствовался в отдельной области: искусство иллюзий, ниндзюцу и рукопашный бой. Легенда, ходившая по клану, утверждает, что от них берут начало три точки шарингана.
Мать Учиха Саске, от которой он перенял большинство черт, была прямым потомком Сюзано. Его отец, гены которого проявились в Итачи, был прямым потомком Цукиоми. И хотя братья знали многое из истории клана, насмешка судьбы прошла мимо них. В любом случае, ни одного, ни другого это не интересовало.
7
Фактически самого благородного происхождения в Конохе клан Акимичи. Их длинная родословная восходит к самураям и даймё. Первоначально Яманака были их садовниками и управителями, тогда как Нара охраняли их леса и занимались медициной. Время и образ жизни шиноби истерли прежние узы, построенные на подчинении и зависимости, заменив их дружбой, но каждый раз Ино будет завистливо допрашивать Чоджи, почему он получает подарки от даймё, которых, по собственному признанию, не знает; Чоджи будет удивляться, почему иностранцы ожидают, что Шикамару будет искусен в обращении со стрелой и луком, а Шикамару будет задаваться вопросом, почему его сотоварищи бывают иногда такой занозой в заднице.
Потом он улыбнется сам себе, верно предполагая, что на него никто не смотрит, и опять уснет. Упускать возможность качественно поспать, размышляя над странностями друзей, слишком нерационально.
8
Клан Инузука из Конохи и клан Некотейнеи из Суны традиционно не ладят. Их кровная вражда началась еще до создания Деревень, и никто уже не помнит, почему так повелось, но к этому имеет какое-то отношение один из дальних предков Акамару, который спутал гигантскую черную кошку с жевательной игрушкой, в то время, как мужчина Инузуки и женщина Некотейнеи скрепляли клановый союз на кухонном столе...
9
По чистоте стиля Хината превосходит Неджи. Различие заметно в том, что настоящий Дзюкен выполняется всей рукой; внутренности того, на ком его применяют, словно попадают в микроволновую печь. Шестьдесят четыре или сто двадцать восемь Рук Хакке, когда их исполняет настоящий Хьюга, убьют любого задолго до завершающего удара. Созданные же Неджи вариации, несмотря на всю их точность, просто выбивают тенкетцу и оставляют цель живой до последнего.
Ирония в том, что Хьюга Ханаби лучше их обоих.
10
Мало кому известно, что Четвертый Хокаге был, как это принято сейчас называть, метросексуалом. Он не только знал, как кроить и шить, но и был настораживающе в этом хорош. Он изменял принятую АНБУ униформу дважды за полгода, доведя её дизайн до совершенства, в каком виде она и дошла до наших дней. Именно он продумал тот непревзойденный по элегантности плащ, в котором был на церемонии провозглашения Хокаге, и проводил большую часть своего свободного времени, обучая других шитью и чиня детские игрушки.
Несмотря на это, он пылко интересовался женским полом. Стоило лишь спросить его будущую жену; они впервые повстречались на уроке шиться.
11
Узумаки Наруто не был одинок всю свою жизнь. Вопреки его собственным убеждениям, в действительности он имел некое подобие семьи еще до того, как сложились его отношения с командой номер семь и Умино Ирукой.
Первые годы своей жизни он находился под опекой АНБУ. В его присутствии они никогда не снимали маску. Первым заданием Узуки Югао стала смена его подгузников и пение колыбельных. Песней, которую она пела ему, был печальный мотив убийства и ненависти.
До сих пор, когда Наруто видит кого-то в маске АНБУ, он чувствует неодолимое желание промурлыкать эту мелодию.
12
Традиция привязывать людей к бревну во время испытания на звание Генина восходит к первым поколениям конохских шиноби. Дзенин по имени Намимару положил ей начало, вываляв в грязи генина по имени Сарутоби во время теста с двумя колокольчиками. Хотя ни один из учеников не справился с заданием, Сарутоби единственного привязали к бревну. Полученный опыт безмерно его унизил, а последующие слова Намимару заставят Сарутоби уронить слезу над бессмысленной гибелью пары безымянных генинов Песка, пожранных запретным дзюцу.
До сих пор Сарутоби остается единственным гением, привязанным к бревну в ходе теста. Из его собственных генинов в том же положении оказался горластый недоросток по имени Джирайя, после того, как он почти – почти – добрался до колокольчиков своими силами. В команде Джирайи еще более шумный коротышка с соломенной копной волос был привязан к бревну языком лягушки, которая была тридцати футов ростом, после его провальной попытки стянуть колокольчики в одиночку. В команде Четвертого был связан куда более вежливый, но все же чертовски крикливый недоросль, который пытался помочь своим товарищам захватить бубенцы, приняв на себя удар.
Четвертый думал, что это научит оставшихся двух прислушиваться к голосу совести и видеть в товарище нечто большее, чем пушечное мясо. Он ошибся, но попытаться стоило.
Команда Какаши проходила испытание одной из последних, и их случай немного отличался от предыдущих. На сей раз самую горластую заразу в конохской истории привязали к бревну и... оставили там. Через два дня он выбрался самостоятельно.
В ту полночь Какаши, проснувшись, нашел всю свою коллекцию «Приди-приди» сожженной дотла; а Саске, поднявшись поутру, обнаружил, что его одежда была выбелена и окрашена в розовый цвет - так что они раскаялись в своем поступке. Вскоре Наруто заработал фонари под оба глаза, Сакура же осталась в стороне от неприятностей.
13
Из всех Хокаге, прошедших тест с колокольчиками, лишь один не был привязан к бревну: Цунаде. Забавно, но каждый из тех, кто был, либо носил гордое звание Хокаге, либо имел отличные шансы когда-нибудь им стать.
Обдумывая это иногда, Цунаде признает, что Джирайе повезло. Орочимару сошел с ума. Из людей, которых она любила, лишь трое не умерли ужасной смертью - вдобавок, к ноше, уже лежащему на её плечах, добавился титул Хокаге. Джирайя же бросил миссии и нажил состояние, сравнимое с казной страны поменьше, на порнографии.
14
Как ни странно, Абураме Шино привязан к товарищем сильнее любого другого генина в Конохе. Он считает остальных «новичков» Конохи своей семьей, знают они это или нет. У него хранятся фотографии каждого из них. Он всегда поблизости, когда считает, что им может понадобиться помощь, и хотя никто не понимает намеков, что он здесь для них, ему нравится полагать себя в хороших отношениях со всеми.
Когда Наруто возвращается и не узнает его, Шино задет просто потому, что он относится к Наруто как к чему-то среднему между докучливым младшим братом, которого он всегда хотел, и возможным воздыхателем сестренки, которая у него уже есть.
15
Среди всех дзенин-генинских отрядов Конохи, Юхи Куренаи ближе всего к своим подопечным. Она стала матерью Хьюга Хинате, второй старшей сестрой для Инузука Кибы и опекаемой Абураме Шино тетушкой. Там, где Хатаке Какаши невольно позволяет своей команде треснуть и разбиться на миллион осколков, а команда Сарутоби Асумы была буквально рождена для совместной работы, Куренаи выковала самое безупречное трио генинов, которое было в Конохе. Шино их мозг, уши и нож.
Киба их нос мышцы и зубы.
Хината их глаза, совесть и инстинкт самосохранения.
Теперь ни один из ответственных за «девять новичков» учителей больше не волнуется за свои команды. У Какаши больше нет бойцов, чтобы беспокоиться о них; Асума чертовски хорошо знает, что его щенки найдут выход из любой неприятности, в которую попадут; а Куренаи знает еще лучше, что её семья просто слишком умна, чтобы попасть в безвыходную ситуацию.
16
Девушки Конохи всегда были известны своей твердолобостью, когда дело доходило до того, что нравится мужчинам. Нет примера нагляднее, чем их представление об Учиха Саске. Все они ошибочно верили в то, что ему нравятся девушки с длинными волосами. Это привело к тому, что фанатки вроде Харуно Сакуры или Яманака Ино отрастили свои волосы до абсурдной для шиноби длины, тогда как Хьюга Хината взяла на веру ложный посыл, что, раз Наруто и Саске были полными противоположностями, Наруто понравятся девушки с короткой стрижкой.
Ирония в том, что правдой будет обратное: Саске предпочитает девушек с короткой стрижкой, а Наруто – с длинными волосами. Как ни странно, Хьюга Неджи всегда знал этот факт и, когда он, невольно расслышав девичьи разговоры, вскользь его упомянул, половина аудитории смотрела на него так, словно пришел архангел и объявил конец света.
Двумя годами позже, когда Наруто вернется и найдет стриженую под каре Сакуру, длинноволосую Хинату и Ино со средней длины помешательством, под которым подразумевается хвост и челка, только Тентен будет над этим смеяться. Почему?
Потому что она уже поняла, что если ты хочешь понравиться мужчине, то нужно добиться, чтобы ему нравились не только твои волосы. Когда-нибудь, она надеется, остальные куноичи разгадают это. А пока что она безусловно будет получать удовольствие от их усилий. Это бесспорный плюс положения всеобщей старшей сестры.
17
Мало кому известен факт, что Канкуро пытался пригласить Тентен на свидание, когда он впервые посетил Коноху в ранге дзенина.
Однако факт, что Темари пришлось впечатать Неджи и Ли ветром в стену дома, чтобы не допустить убийства брата, известен очень широко.
18
Выживи Учиха Обито, мир сильно бы отличался от ныне существующего.
Четвертый все еще был бы мертв. Наруто все равно ненавидела бы большая часть деревни, но Пятым был бы Хатаке Какаши. Скорее и Шизуне, и Кабуто искусствам медицинского ниндзюцу обучала бы Рин, чем Цунаде и тот человек, что два десятилетия был для Кабуто отцом. У Ируки Умино был бы друг детства, и вместо скромного служения в чине чунина к двадцати он стал бы дзенином для особых поручений.
Мизуки умер бы, не успев открыть Наруто правды о запечатанном в нем демоне.
В начале Наруто провалил бы тест на генина, но жаркая дискуссия между давними друзьями и последующий за ней кулачный бой, который сровнял бы здание с землей, в любом случае провели бы его.
Обито взял бы на себя обучение новосформированной команды номер семь, и Сакура была бы привязана к бревну. Наруто предложил бы ей свой завтрак, и команда прошла бы в мгновение ока. Саске не стал бы единственным оставшимся в Конохе Учихой, а Итачи искренне пожалел бы, если бы вернулся, чтобы забрать Куюби. Орочимару никогда бы не сумел поставить печать на Саске, чидори умерло бы вместе с Какаши в битве против равно обреченного Орочимару, и Рин,
не Цунаде, стала бы шестым Хокаге.
Наруто все так же по счастливой случайности встретил бы Джирайю. Джирайя так же принял бы его, и, в конечном счете, Наруто приобрел бы все те же финты. Саске научился бы полагаться на собственные силы, и это завело бы его дальше, чем любой ускоренный курс у Орочимару. Сакура по-прежнему плелась бы позади, но тайный сговор с Джирайей опять привел бы её под крыло Цунаде.
Митараши Анко была бы наполовину нормальной, у Юхи Куренаи периодически кружилась бы голова в присутствии Обито, а Хьюга Хинату ободряло столько людей, что она буквально потащила бы пинающегося и кричащего Наруто на первое свидание.
Однако наибольшим отличием стало бы то, что однажды мальчик со светлыми волосами и молочно-белыми глазами – сын Хокаге - потребовал бы у своего «дяди-своличи» рассказа о том, как легендарный Обито изменил мир.
Саске бы рассказал ему эту сказку, и на лице его в это время были бы морщинки. Каждая – от смеха.
19
Неджи и Ли внезапно пришли к безмолвному взаимопониманию. Это случилось, когда Неджи заметил на правом плече Ли странный отпечаток ладони, видимый лишь ври активном бьякугане. Он заговорил о нем лишь потому, что заметил такую же вещь на плече Гая несколькими днями позже.
Теперь, когда бы Ли ни вел себя, как полный идиот, ни сверкал зубами и ни придавал бы своим волосам эту непотребную шарообразную форму, Неджи больше не насмехается над ним. Он смеется.
Он смеется, глубоко сочувствуя, потому что Ли считает, что быть смешным поможет ему сохранять рассудок, даже когда рука шинигами навеки вцепилась в его душу.
20
Анко ненавидит Шизуне. Она ненавидит её больше, чем кому-то следовало бы ненавидеть жителя одной с ним деревни, и, будь у неё шанс, она с радостью бы убила Шизуне, слизала бы кровь с куная и бросила бы тело на улице, напевая «Дин-дон, сука сдохла!».
У этой вражды нет истории. Её причина не связана ни с каким личным оскорблением.
Анко ненавидит Шизуне из-за того же, почему она завидовала Йондайме: Шизуне тренировал другой Саннин.
Хотя большинство людей никогда не задумывались над этим, но именно Анко выдала Третьему Орочимару. Однажды ночью она пришла, спотыкаясь, к его дому, в пропитанной кровью одежде и что-то бессвязно крича. Она сотрясалась в рыданиях и не видела ничего перед собой. До того она была самой преданной ученицей Орочимару – единственной живой ученицей. За три года, в течение которых он принимал генинов, Орочимару не провалил ни единой команды, но никто из его генинов, кроме Анко, не пережил больше трех миссий. Он всегда заявлял, что позаботился о телах, констатируя, что им не повезло и в следующий раз он приложит больше усилий.
Только Анко замечала, что он улыбался, спрашивая позволения самолично сообщить скорбные вести семьям погибших.
Четвертому же достался лучший из саннинов учитель. Анко встречала Джирайю. В некотором смысле, она все еще по-детски в него влюблена. Ведь Джирайя воплощал в себе все то, чем не был Орочимару. Он стареет, но так стареет хорошее вино. Он извращен, но по крайней мере открыто, и не стыдится этого. Он знаток своего дела, и хотя его иной раз заносит, он не выставляет напоказ все свои достоинства, чтобы потешить свое больное эго. Его методы обучения суровы, но они работают, и в конце концов – он безусловно учит.
Тем не менее, Шизуне повезло. Лишь двое из всех бывших у саннинов учеников не сошли с ума, не были опорочены или обесчещены этим, и она – одна из них. Способности ее учителя, как в случае с Джирайей и Четвертым, согласовались с её собственными. Под опекой Цунаде Шизуне стала одним из лучших медиков-ниндзя, которых видела Коноха. Она мила; Гретхен в жестоком, непрощающем мире, которая умудрилась сохранить непобедимую улыбку и доброту.
Она может жить нормальной жизнью.
Анко не может. Она симпатична, но всегда будет плохой девочкой и, если верить слухам, шлюхой. Она умрет молодой и знает это. Многие либо боятся её, либо еще не простили того, что она, будучи лабораторной крысой для орочимаровской проклятой печати, пережила эксперимент. Её единственный близкий друг до недавнего времени незаслуженно страдал от общественной изоляции, о любви она может лишь мечтать, и единственная для неё возможность получить от чего-либо удовольствие - наблюдать, как это что-то истекает кровью.
Кровит и умирает.
Анко не может жить нормальной жизнью. Шизуне может.
Поэтому, когда Анко и Шизуне пересекаются на улице, и Шизуне сияет своей фирменной «моя жизнь прекрасна и удивительна, а твоя?» улыбкой, все, что может сделать Анко, это сдерживаться всеми силами, чтобы не изуродовать её милое личико.
Они – отражение друг друга в разбитом зеркале, а стекло оставляет глубокие, глубокие порезы.
21
Тот, кого более всего боится Неджи среди «девяти новичков», не Наруто и не Саске. Это Абураме Шино.
Шино для Хинаты словно старший брат, которого у неё никогда не было, но в котором она всегда нуждалась: её верный защитник, который умен до дрожи в коленках и способен на тихую месть.
Доказательством этому будет то, что в течение месяца, предшествующего финальному туру чунинского экзамена, Шино регулярно выпускал жуков в поместье Хьюга. Неджи видел их лишь тогда, когда Шино хотел их ему показать, но даже тогда молодой Хьюга был уверен, что еще сотня-другая насекомых укрылась от его взгляда. Теперь сон Неджи неглубок и тревожен. Это потому, что он знает: если что-нибудь случится с Хинатой, Шино не только сможет убить его во сне – он сделает это.
22
Однажды в финале чунинского экзамена на противоположных концах поля окажутся Хьюга Ханаби и Сарутоби Конохамару. Ханаби почти искалечит его вариациями известных ей техник: таких, как выполнение кайтена лишь половиной тела, или использование техники тридцати двух рук в реально жестком ударе. Затем Конохамару шокирует всю деревню – и своего противника – спокойным, систематичным исполнением шести пунктов.
Во-первых, он предложит ей пойти с ним на свидание. От шока она застынет на месте.
Потом, когда она гневно его отвергнет, он вытащит керамическую бутыль саке. Он убедит её подождать, пока не сделает хороший глоток дедовского напитка: затупить чувства перед тем, как унизиться до капитуляции.
Затем, когда она приготовится добить его, Конохамару одной рукой выполнит печати и вложит тот мизер чакры, что у него остался, в спиртосодержащий фаербол. Ханаби отбросит его цельным кайтеном.
Затем Конохамару швырнет в неё полупустую бутылку. Она защитится от нее дзюкеном, разбив бутылку и облив себя саке.
Затем Конохамару проказливо улыбнется и напомнит, что она носит тонкую белую майку.
Затем Взрывная печать, которую он спрятал в бутылке, сработает и впечатает Ханаби лицом в пустое зрительское место.
Несколькими минутами позже того, как Шикамару поднимет руку победителя (и это будет Конохамару), Ханаби, пошатываясь, вернется на арену, топлесс, поднесется к нему и вдарит промеж ног так, что искры из глаз посыпятся.
Затем она спокойно возьмет его за воротник, подтянет до уровня глаз и со злостью прикажет ему появиться на свидании в чем-нибудь приличном.
Где-то на трибунах засмеется Наруто. Хината вытаращит глаза. Неджи только посмотрит на дядю и терпеливо подождет выплаты своего выигрыша в пари.
А Хияши?
Хияши будет плакать как ребенок. И ни один не обвинит его.

Продолжение того же.

Эх, не успеваю...
Так что только часть со второй главы.
читать дальше1
Начиная от Намимару и заканчивая Какаши, в генинских командах Конохи прослеживаются закономерности, которые никто по-настоящему не замечал. Они видны лишь в битве, и, хотя правила гласят, что ниндзя должен видеть скрытое под скрытым, ни одно не говорит о том, чтобы смотреть около. Это одна из тех незначительных деталей, которые остаются незамеченными, пока не посмотришь со стороны, и даже тогда выводы забываются быстро и не привлекают всеобщего внимания, как и сами шиноби.
Константы устойчивы и, как бы команда не старалась (неосознанно, конечно) их обойти, они неизбежны.
Гений бьется своим умом, по-настоящему ли он безупречен или всего лишь обладает складом ума, позволяющим усваивать знания в любой области. Куноичи бьется своей душой, безразлично, милосердна ли она, мстительна или просто делает свою работу. Тот, кто упрямо идет против судьбы, сражается сердцем, будь оно черным, как сам грех, или белым, как выпавший снег.
Учиха Саске считает, что родился, чтобы сражаться, но это не так. Никто не подмечает, что он проводит слишком много времени, размышляя. Поэтому он понимает, что ему Орочимару следует бояться, поэтому он при первом случае показал Итачи чидори и поэтому, в итоге, он дошел до того, чтобы покинуть товарищей в поиске силы. Даже в бою, где жизнь и смерть решают секунды, он обдумывает каждый свой шаг.
Харуно Сакуре нравится думать, что она не принадлежит битве, но это не так, что ей прекрасно известно. Поэтому, круша землю и заставляя Какаши оставить укрытие, она сдерживает улыбку, которая могла бы зародить в атеисте страх перед богом. Ее дух, по-видимому, несокрушимый, и является для нее величайшим источником силы. Чие узнала это из первых рук и умирала с улыбкой на устах, надеясь, что Сакуре не придется однажды приносить в жертву свою душу, чтобы вернуть к жизни очередную жертву невежественной жестокости.
Узумаки Наруто живет в сражении. Каждый день для него – новая схватка, будь это бой за жизнь, честь, рассудок, правое или нет дело. Там, где Саске ошибочно предполагает, что принадлежит битве, а Сакура предпочитает себя не понимать, Наруто живет, дышит, ест и спит в бою. Это единственный для него шанс сбросить лисью маску и явить противникам свое настоящее лицо; из откалывающего шуточки идиота он превращается в изумительного бойца прямо перед вашими глазами. Немногие это признают, но когда он стоит, залитый кровью, окруженный вражескими шиноби, и улыбается как тот демон, что запечатан у него в животе, Наруто прекраснее любого оружия, сотворенного человеческими руками.
Все, кто видел его в схватке, знают это. Но лишь немногие избранные приняли знание к сердцу. Первым был Ирука, неохотнее всех это признал Саске, Сакура громче всех отреагировала, Хината была самой искренней, а Неджи –самым испуганным.
2
В мире шиноби существует три легендарных объединения искусных мечников: Девять Мечей Ветра, Семь Мечников Тумана и Три Сабли Песка.
Хотя есть еще один-единственный Кусанаги, и, когда Орочимару думает о сплетающихся в темноте тенях, то находит, что так ему нравится больше.
3
Юзуки Югао сменила имя несколькими днями после запечатывания Куюби.
Первоначально оно звучало как Узумаки.
Наруто этого не знает и, возможно, не узнает никогда.
4
Юхи Куренаи первоначально была социальным изгоем, и её положение походило на то, в котором оказались Хьюга Хината и Харуно Сакура. Но если у второй нашелся друг, который её воодушевил, а у первой - богатство и положение, удерживающие людей от насмешек, у Куренаи не было ничего.
Не сразу, конечно.
Она была лучшей во всех тех девичьих тонкостях, которые должны знать куноичи: она изучала язык цветов и моды каждой из существующих наций, обычаи, которых сама не понимала, и законы, которые даже не хотела понимать. К несчастью, любовь к книгам и кроваво-красные глаза, отразившие её фамилию—глаза, не благословленные особым геномом, как у Учиха—оставили её без друзей и подруг. Наконец, она начала практиковать гендзюцу, чтобы загипнотизировать себе друга.
Это не сработало. Один мальчик, Хатаке Какаши, поставил ей фонарь под глазом за труды. А потом получил фингал от своего напарника. Тот же напарник помог Куренаи подняться, отвел её к медикам и затем проводил домой.
Первым другом Куренаи был Учиха Обито. Ей не пришлось его гипнотизировать. Поэтому она искренне верила, когда он объяснял, что опоздал, потому что снимал кошек с деревьев или помогал старым леди переходить улицу. Она верила, потому что он говорил правду.
Потом, однажды, когда Какаши вернулся с миссии без напарника, с шаринганом, который ему не принадлежал, и новыми жизненными перспективами, рожденными в крови, только Куренаи найдет в этом некий оттенок иронии. Он нес привкус сладкой горечи, потому что новый глаз Шарингана Какаши находился там же, где Обито поставил фингал в её защиту.
Увидев в этом предзнаменование, Куренаи предприняла искреннюю попытку наладить с ним общение. С тех пор Какаши был её другом.
5
В членах АНБУ подпольной организации «Корень» состоит мальчик. В настоящее время он представляется как Сай. До настоящего времени он единственный, кто уже рожден был в АНБУ, и, хотя в действительности его это не заботит, на него была возложена миссия S длинною в жизнь.
Если хранитель Куюби когда-либо потеряет контроль, Сай – тот, кому предполагается его убить. Он как мечелом; оружие, созданное, чтобы превращать иное оружие в обломки. Этой логикой он живет, и по ней обращает свое искусство в средство умерщвления своих противников.
Проблема в том, что Наруто не оружие. Он не может им быть: просто потому, что выглядит более живописно, чем все, что Сай рисовал в своей жизни. Мечелом бесполезен в уничтожении предмета искусства.
Когда Сай, наконец, понимает это, он представляет, сам не зная почему, как вырывает оставшийся у Данзо глаз и всаживает рисовальную кисть ему в глазницу.
6
Спроси вы Цунаде, та ответит, что Шизуне последняя из своей семьи. Её мать и отец мертвы, её дядья почили в мире, и бабушек с дедушками у нее тоже не осталось.
Это ложь.
Шизуне отреклась от своих единственных живых родственников. Это настоящая причина, по которой Данзо презирает Цунаде, и почему Шизуне даже не знает о своем племяннике.
7
Мало кто знает, что Четвертого вдохновило на создание разенгана созерцание того, как двое братьев Хьюга выколачивали друг из друга душу. Вначале ему хотелось просто скопировать технику. К их огромной досаде, он с легкостью достиг в этом успеха. К несчастью, без бьякугана, который бы помогал направлять и контролировать всю эту чакру, техника имела забавную тенденцию сдувать его одежду.
Так что он создал адаптированный вариант - разенган. Сражаясь с одним из братьев – Хизаши – на своем первом чунинском экзамене, он ответил на замечание про «плагиат карманного кайтена» тем, что выбил Хизаши на трибуны, когда тот выполнял полноценный кайтен.
Кстати, примерно в это время люди начали верить Джирайе, когда тот говорил, что этот желтоволосый щенок станет Хокаге вне зависимости от того, нравится им это или нет.

@темы: фанфик, Naruto

---

Петушиный бой.

- Бьякуган!
- Шаринган!
Это должно было когда-нибудь случиться.
Семейство Учиха родственно клану Хьюга. Но они разошлись уже слишком далеко, развивая каждый свои собственные возможности.
Учиха Саскэ – последний представитель своего клана в Конохе. Хьюга Нэджи – не наследник, но, как говорят, самый одаренный за последние годы в своей семье.
Оба стремятся достичь как можно большего.
Рано или поздно они должны были столкнуться в выяснении Самого Важного для юных генинов Вопроса: кто из них сильнее, хитрее, кто из них лучше.
Каскад прыжков и ударов сменяется мгновениями тишины и неподвижности. Два подростка замирают друг напротив друга, пытаясь считать намерения противника. На стороне одного – возможность скопировать, принять чужую технику как свою. У другого – опасное знание уязвимых точек врага. У обоих – недавно пережитое унижение проигрыша, опаляющее желание доказать всему миру свою ценность, привычка быть первым во всем. Грозная смесь.
Мальчишки увлеклись. Окажись рядом враг – взял бы их голыми руками обоих, настолько они не следят за тем, что происходит вокруг. Оба сказали своим наставникам, что идут в лес тренироваться – никто не станет их искать.
Во всяком случае, они в этом уверены.
На толстой горизонтальной ветке могучего дерева стоят Хатаке Какаши и Майто Гай, неподвижные, немного напряженные – в любой момент может понадобиться разнимать слишком разошедшихся учеников. С Саскэ справиться не так сложно, но вот остановить Нэджи, не применяя серьезных техник, - задачка не каждому по силам. Полтора месяца назад, на экзамене, для этого понадобилось четыре джонина. Гай уверен в себе – он хорошо знает ученика, Гай уверен в Какаши – просто уверен, но все-таки очень надеется, что их вмешательство не понадобится.
Мальчики перешли от простого тайдзюцу к своим персональным техникам. Оба уже в ссадинах и царапинах, оба стараются изо всех сил. Ни один не может взять верх.
- А ведь мы плохо их учим, - едва слышным шепотом говорит Какаши.
- Это почему же?! – немедленно ершится задетый Гай.
- Смотри. Они не пытаются одержать победу. Они пытаются заставить друг друга признать поражение. Это не ниндо – это петушиный бой.
Гай фыркает:
- Давно ли ты сам...
- Ты тоже.
Оба сэнсея молча смотрят на подростков внизу.
- Наверно, это нужно перерасти, - неожиданно мрачно говорит Гай.
- Главное – выжить в процессе, - бормочет Какаши почти про себя.
Нэджи ловит Саскэ в водоворот своих «шестидесяти четырех ударов». На втором шаге Саскэ начинает копировать Нэджи. Через полминуты мальчишки отлетают друг от друга и так и остаются стоять на коленях, тяжело дыша, испепеляя врага взглядом. Потом медленно поднимаются на ноги, изготавливаются к новой атаке.
- Пора прекращать, - думает Гай вслух.
Над скалой Хокаге, видной отовсюду в Конохе, взвивается желтая сигнальная ракета – призывает к немедленному сбору всех ниндзя. Саскэ стоит спиной, но Нэджи замечает сигнал, выставляет перед собой обе руки ладонями вперед:
- Нужно возвращаться. Что-то случилось.
Саскэ оборачивается, провожает глазами падающую желтую звезду. Еще раз смеривает взглядом бесстрастного противника, молча уходит с поляны.
Нэджи кланяется ему вслед, сложив руки в приветствии:
- Спасибо за тренировку, Саскэ-кун.
Последний из Учиха надменно дергает плечом, прыгает в заросли, и через секунду он уже далеко. Нэджи следует за ним в стороне, чтобы не сложилось впечатления, что они вместе.
Оба джонина тоже направляются к месту встречи. Гай летит впереди и не слышит, как за его спиной Какаши признает:
- Нэджи что-то понял. Один-ноль в твою пользу, Гай.

@темы: фанфик, Naruto

---

Чаепитие

Автор: Luminosus
Бэта: Алая птица
Персонажи: Какаши, Обито, Рин
Жанр: джен
Рейтинг: G
Дисклеймер: от всего чужого отказываюсь
От автора: написан в подарок Дарада
Разрешение на размещение получено





Чаинки медленно и плавно оседали на дно чашки, полной насыщенного напитка благородного тёмно-коричневого цвета с золотыми бликами. Какаши слегка встряхнул её, флегматично наблюдая за ускорившимся движением листьев. Пожалуй, единственным питьём, которое Хатаке ценил, не беря в расчёт воду, был именно чай. Чёрный, крепкий, заваренный без всяких затей и ритуальных процедур.
Какаши сделал вдумчивый глоток и принялся пристально разглядывать заоконный пейзаж. А за окном стояла ночь. Луна была ещё не совсем полной, и казалось, что кто-то в шутку откусил от неё небольшой кусочек и укутал в серую вату туч. Веяло прохладой, листья деревьев чуть подрагивали. В соседних домах через один приветливо горели огни.
Сначала Какаши подошёл поближе к окну, всё ещё держа в руке полюбившуюся тёплую чашку, а потом, опершись для удобства о карниз, одним прыжком канул в городскую темноту.
Пара незатейливых движений, ощущение холодной шероховатости стены – и он уже на крыше, расслабленно присев на краю. Впереди, словно на раскрытой ладони, блистала ночными огнями Коноха. Она напоминала разноцветное тканое одеяло и казалась такой же уютной и избавляющей от любых страхов. Каменных ликов Хокаге уже не было видно, но Какаши знал, что они всё также покровительственно смотрят с высоты, стараясь оберегать от любых опасностей и гуляк, слонявшихся по гудевшему центру, и уставших от ежедневных трудов почивавших жителей окраин. Хатаке любил именно такую Коноху – надёжную и успокаивающую... или, по крайней мере, казавшуюся такой. Здесь мало кому дозволено жить сегодняшним днём, несмотря на то, что завтрашнего могло и не быть. Поэтому, почему бы иногда не позволить себе пару грёз о беззаботном будущем и о том, что ласкающая взгляд картина спокойствия будет оставаться без изменения ещё долгие-долгие годы. Слегка улыбнувшись, Какаши прикрыл глаза и провёл пальцем по ребристой стенке чашки, успешно очутившейся на крыше вместе с ним самим.

- О, а ты как всегда чертовски пунктуален! Я бы даже сказал, до зубовного скрежета. И не проспал, поди!

- Интересно... где ты на этот раз нашёл старушку, чтобы помочь ей...

Лёгкий ветерок пощекотал лоб Какаши и скользнул по закрытым векам. Словно сквозняк откуда ни возьмись.

- ...Обито.

Копирующий ниндзя медленно повернул голову вправо и открыл глаза. Мальчишка сидел рядом и беззаботно болтал ногами. Взлохмаченные тёмные волосы торчали во все стороны, сквозь защитные очки весело и немного растерянно смотрели глаза, беспросветно чёрные, как и у всех из клана Учиха. Детская улыбка, пухловатые обветренные щёки, курточка со знаком огненного веера на спине – вся в пыли. И правда, это он – тот самый Обито, который погиб... которого Какаши не смог спасти много лет назад. Но этой ночью он совсем не хотел размышлять, раскаиваться и, по сути, своими руками раздирать рану, продолжающую постоянно его тревожить. Он просто хотел посидеть рядом со своим лучшим другом. Свет луны рождал задумчивую безмятежность и лёгкость, которую ощущают дети перед тем, как погрузиться в сладкие сны.

- Ну... старушка... блин, опять ты придираешься к мелочам! Вроде уже большой дядя вымахал, а всё по-прежнему...

Обито задиристо поглядел на Какаши и хотел продолжить, но его наигранно-гневную тираду перебил нежный девичий голос.

- Обито, не перегибай же ты палку, а то этот «большой дядя» напомнит тебе обо всех твоих «соринках»...

Какаши отвернулся от притворно надувшегося Обито и поглядел влево. Рядом с его чашкой, на самом краю крыши сидела девочка, светловолосая, в чёрном платьице до колен. Она задумчиво смотрела в небо, выискивая на нём звёзды. Голубые глаза с длинными ресницами были полны спокойствия. Хатаке подцепил чашку и зажал между колен. Присутствие Рин казалось таким реальным, что он чувствовал даже её запах. Аромат молодой кожи, волос, пахнувших полевыми травами, засушенных цветов, которые она собирала для лекарственных снадобий; пропитанного дождём леса, всю жизнь любимого ею.

- Ты хочешь спросить, почему я явилась именно в таком облике, хотя наше расставание произошло через несколько лет после ухода Обито?

Какаши пристально посмотрел на неё и слегка склонил голову на бок. И через пару секунд ему пришлось всерьёз задуматься, где же он дал слабину.

- Это не потому, что мы решили вызвать у тебя очередной приступ раскаяния. Просто в последний раз ты видел меня вместе с Обито именно в таком виде. Мы не можем прыгнуть дальше твоих воспоминаний... Какаши.

- Я понимаю. Но... ты осталась такой же проницательной, как и прежде. Или ты просто слишком хорошо меня знала, Рин.

- Хорошо знать такого человека, как ты – сложно. – Рин мягко улыбнулась. – Ты изменился.

Какаши промолчал.

- Приступ раска-а-аяния? Да ты что, Какаши, какое раскаяние! – бодро начал Обито. – Вот мне, например, есть, в чём раскаиваться... Я так и не признался Рин, что люблю её. Теперь она не может этого узнать.

Учиха склонил голову и сосредоточенно потёр кулаком очки. Какаши почесал в затылке и глухо буркнул:

- Не ты один.

- А?

Знакомое до боли выражение растерянности на лице Обито заставило Какаши лишь глубоко вздохнуть. Рин по-прежнему сидела не шевелясь, подставив лицо ночной прохладе.

- Нет, в самом деле... тебе не в чем раскаиваться... – мальчик уселся в какой-то совсем несуразной позе и неуклюже прислонился к другу. – Ты помог мне сохранить себя в прошлом...

Вдруг Обито вытянул руку, и, дотянувшись до лица Какаши, легонько постучал пальцами по поверхности хитая, закрывающего шаринган. Хатаке недоумённо перехватил кисть.

... и в настоящем, – продолжил Учиха, задорно и хитровато улыбаясь прямо ему в лицо. – Хорошая эта твоя идея... ну, с «заблудился на дороге жизни», я бы до такого вообще не додумался!

Какаши пару минут, не отрываясь, смотрел на Обито, а потом растерянно усмехнулся. Всё было волнительной реальностью, жизнью, а рядом с ним сидели настоящие люди из плоти и крови. Хатаке непроизвольно содрогнулся и почувствовал на своём левом плече тёплую ладонь. И сразу как-то незаметно всё стало на свои места. Пришло осознание того, что сейчас именно такой момент, когда на удивление или ненужные мысли совсем нет времени.

- Скоро рассветёт, - промолвила Рин.

И всё-таки пусти меня, эй, - Обито аккуратно высвободил свою руку из хватки Какаши и снова принялся копошиться, устраиваясь поудобнее. – И вообще, чудак-человек... Спрашивается, зачем ты пришёл-то сюда? Я бы на твоём месте уже нас вопросами засыпал, а ты... ничего. Ты вообще что-нибудь хотел от сегодняшней ночи?

Учиха с любопытством уставился на друга. В это время горизонт постепенно накрывала белёсая пелена, означающая, что рождения нового дня осталось ждать совсем недолго. Какаши осторожно дотронулся до края, казалось бы, давно забытой чашки, задумчиво описал пальцем круг. Можно было подумать, что жидкость внутри неё растворила клок ночной темноты и застыла, не позволяя ни одному блику коснуться поверхности. Какаши улыбнулся под маской и мягко ответил:

- Я всего лишь хотел попить чаю со своими друзьями.

@темы: фанфик, Naruto

---

20 фактов о легендраных саннинах

Автор: cynic_in_charge
Перевод: moody flooder
Фэндом: Наруто
Рейтинг: PG-13
Пейринг: трио
Жанр: -
Дисклеймер: Все принадлежит законным владельцам.

1. Дзирая не уверен, что лишился девственности в семнадцать. Он с бодуна проснулся голый и одинокий в гостиничном номере. На полу валялся использованный презерватив.

2. Дзирая в его тринадцать и Сакура - худшие лгуны, которых Цунаде когда-либо видела.

3. Орочимару впервые поцеловался с АНБУ. У того была змеиная маска, длинные черные волосы, а язык его так умело двигался во рту юного чуунина, что у Орочимару впервые в жизни встало.

4. Дзирая никогда не влюблялся. Он слишком любит женщин, чтобы допустить такую оплошность.

5. Цунаде потеряла девственность на столе своего дедушки. Поэтому она и не отчитала Ино, когда поймала ее с Гаарой Пустынным.

6. Дзирая впервые вызвал Гамабунту в четырнадцать. Тогда же он в последний раз обмочил штаны (и чертова жаба никогда не даст ему об этом забыть).

7. Орочимару у Цунаде ассоциируется со змеями, языками и тем замечательным джутсу, что наградило ее искусственными грудями.

8. Орочимару легко может перепить Цунаде и Дзираю, но не разрушает их наивную веру в обратное.

9. Цунаде всегда завидовала голосу Орочимару и умению Дзираи играть на пианино. Когда она пытается проделать это, звуки получаются похожие на вопли умирающей кошки. Виновато, конечно, пианино.

10. Дзирая уверен, что у Цунаде и Наруто много общего: шумные, чертовски сильные, и белокурые.

11. Орочимару убил Наваки. Дзирая никогда не ревновал Цунаде к Дану. Цунаде всегда была любимицей Сарутоби.

12. Цунаде у Дзираи ассоциируется с саке, картами и сиськами.

13. Иногда Орочимару кажется, что уроки твердолобости Саске брал у Дзираи.

14. Цунаде и Дзирая договорились никогда не вспоминать, каким ужасным был их первый (он же - последний) поцелуй. Дзирая нарушил обещание, подробно описав его в первом тому "Наступай Наступай Рай". Она простила его, только добившись процентов с прибыли и изменения имени на "Лола".

15. Орочимару любит доминировать, поэтому он так и не нашел общего языка с Итачи (особенно в постели).

16. Саннины никогда не сосуществовали мирно, что еще не значит, что они не любили друг друга.

17. Цунаде не винит Сакуру в том, что она влюбилась не в того. Влюбиться в того иногда гораздо больнее.

18. Орочимару знает три секрета Дзираи: тот больше всего на свете любит горячий душ, больше всего на свете боится утонуть, а еще у него есть маленький шрам на внутренней стороне бедра.

19. Дзирая берется учить Наруто из чувства вины. Цунаде берется учить Сакуру из чувства жалости. Орочимару в Саске видит себя. От вины и сожалений они избавляются одинаковым путем.

20. Перед сном все трое думают о демонах и чудовищах, которых они видели, приручали и выпускали.

@темы: фанфик, Naruto

---

Будущее в наших глазах

Пейринг: Какаши, Рин, Обито
В ночном лесу было непроглядно темно и тихо. Впрочем, тишина эта долго не продержалась: ее бесцеремонно разбили на осколки чьи-то возмущенные крики и веселый смех.

- Урод, а ну немедленно верни! Это мой ужин!!! - обиженный, негодующий вопль.

- Ты слаб. А значит, не заслуживаешь этой еды, - идеально-спокойный и невозмутимый голос с нотками превосходства.

- Чего?!!! Эй, это ведь я их поймал! И вообще, если я не поем, то тогда совсем ослабну! Так нечестно!!!

- Мир вообще несправедлив.

- Ты!!!

…Команда легендарного дзенина, прозванного Желтой Молнией Конохи, возвращалась с очередной успешно выполненной миссии. Деревня была уже совсем близко, но сенсей неожиданно решил, что им не помешает непродолжительный отдых на свежем воздухе - то есть ночевка в лесу. Какаши не считал, что в условиях продолжавшейся войны со страной Камней подобное будет благоразумным… вернее говоря, он как раз счел эту идею несусветной глупостью… но спорить с сенсеем все же благоразумно не стал.

И вот теперь они вчетвером ютились у небольшого, слабенького костерка, который давал больше света, чем тепла, и ожидали ужина. Обито как-то умудрился поймать в ручье, протекавшем неподалеку, четырех крупных рыбин. Придурок… что ж, похоже, от него все-таки иногда тоже бывает польза… но, понятное дело, признавать это вслух Какаши не собирался.

Сенсей задумчиво молчал, разбирая какие-то свитки, и время от времени с улыбкой поглядывал на своих учеников. Рин с гордым и предельно довольным видом штопала порвавшийся рукав куртки Какаши (пришлось это ей позволить, иначе бы совсем достала своими причитаниями). Обито чинил свои очки, на которых ослаб винтик. А Какаши… Какаши неожиданно понял, что чувствует себя совершенно не у дел. Не знает, чем себя занять. Это ощущение было странным и, чего уж там, весьма неприятным. Хатаке Какаши не привык просто сидеть на месте. Ему необходимо было действовать, куда-то стремиться, что-то совершать, что-то… доказывать?..

Пф. Впрочем, ни Обито, ни Рин этого просто не смогли бы понять.

А сенсей в таких случаях почему-то всегда молчал.

Тишина… только костер едва слышно потрескивал, когда с жарящихся рыбин капал жир.

К чувству «неудельности» примешивалось еще какое-то смутное чувство… неправильности? Непривычное, полузнакомое…

Уют.

Уют?..

Да что за глупости! И как такое только в голову могло прийти?!

Какаши раздраженно фыркнул, покосился на Обито, который как раз закончил чинить очки и теперь приставал к Рин, что-то ей возбужденно рассказывая. Потом Учиха по-дурацки чему-то рассмеялся и потянулся за своим ужином…

…и Какаши даже прежде, чем успел подумать (что, вообще-то, было для него совершенно нехарактерно), подхватил сразу два импровизированных деревянных шампура с рыбинами, удерживая их вне пределов досягаемости напарника. И позволил себе улыбнуться под маской.

В следующее мгновение поляну огласил истошный вопль:

- Ты что творишь?!!

…Вот так. Так гораздо лучше. Когда этот придурок, по какому-то недоразумению природы носящий фамилию прославленного клана, громко возмущается и неуклюже пытается вернуть свой ужин (ха, ему никогда даже не приблизиться к уровню Какаши!), а сенсей и Рин весело смеются, наблюдая за ними.

…и даже он, до самой последней косточки невероятно правильный и ответственный Хатаке Какаши, может ненадолго забыть, что сейчас идет война…

Но только ненадолго.

В итоге Рин, отсмеявшись, попыталась успокоить совсем разошедшегося Обито и попросила Какаши больше его не дразнить. Тот презрительно фыркнул, но все-таки отдал напарнику его ужин. Учиха прижал рыбину к груди, словно какое-то невероятно ценное сокровище, и одарил Какаши яростным взглядом.

Ну да, ну да. Ему та-а-ак страшно…

…Забавно, во время частых ссор их всегда мирила именно Рин. Сенсей просто наблюдал. Не вмешиваясь. Почти никогда.

…Снова тишина. Рыба съедена, хрупкие белые косточки сгорели в огне.

Когда-нибудь - возможно, совсем скоро - их собственные кости точно так же истлеют в земле. Сгниют. Исчезнут без остатка и следа…

- Ну что ж, - неожиданно заговорил сенсей, аккуратно сворачивая очередной свиток. - Думаю, завтра мы тоже немного отдохнем… а потом вечером отправимся на новую миссию.

Обито и Рин переглянулись и дружно вздохнули, Какаши задумчиво кивнул. Потом, не удержавшись, негромко произнес:

- Сенсей, я предлагаю сразу учесть то, что этот ленивый бездарь наверняка опять опоздает. Как и в последний раз.

- Эй!! - возмущенно вскинул голову Учиха, мрачно насупившись. - Я не виноват! - и уже тише и менее уверенно продолжил. - Сначала я перепутал дорогу… а потом я встретился с одной старой леди и просто обязан был помочь ей донести тяжелые сумки…

Рин вздохнула, делая очередной аккуратный стежок на куртке Какаши:

- Обито, вообще-то лгать - это очень некрасиво.

Учиха перевел на нее обиженно-потрясенный взгляд:

- Но… но… но Рин, я не лгу!!!

Какаши оставалось только презрительно фыркнуть.

И за что ему достались именно такие напарники? Впрочем, Рин еще более-менее нормальная, только достает иногда своей чрезмерной заботой… но этот Учиха!..

Хорошо хоть с сенсеем повезло. Вроде бы.

Обито отвернулся, снял очки и с силой потер глаза. А потом бросил на Какаши косой мрачный взгляд… и вдруг совершенно неожиданно подхватил и спрятал себе в карман один из его кунаев, которые тот как раз закончил натачивать и положил рядом с собой.

Какаши буквально оцепенел от подобной наглости. Да как… как он только смеет!..

А этот выродок еще имел наглость улыбнуться с победным видом и чуть ли ни показать ему язык!!!

Какаши невероятного труда стоило не врезать ему кулаком в челюсть. Вместо этого он нахмурился и отрывисто бросил:

- Придурок. Ты сдохнешь первым.

Жалкое ничтожество…

…Интересно, откуда это странное ощущение, будто на поляне вдруг разом потемнело?..

Обито перестал улыбаться, тоже насупился и громко заявил:

- Ха! Да наверняка! Потому что такие сволочи, как ты, живут долго…

Рин замерла, почему-то глядя на них почти с испугом. А сенсей…

Сенсей, еще мгновение назад спокойно сидевший по другую сторону костра, вдруг оказался рядом - и без предупреждения отвесил обоим по тяжелому подзатыльнику.

Это было так неожиданно, так внезапно, что ни Какаши, ни Обито даже не попытались возмутиться.

А сенсей выпрямился и с непривычно серьезным лицом негромко проговорил:

- Есть вещи, которыми шутить нельзя… и которые нельзя произносить даже в гневе, - потом невозмутимо вернулся на свое место, сел и задумчиво добавил, потирая подбородок и глядя в огонь. - Наше будущее заложено в нас самих. С рождения.

Какаши демонстративно сделал вид, будто ничего необычного не произошло. Снова вернулся к заточке кунаев. И, подумав, все же озвучил свою давнюю мысль вслух, сам толком не зная, зачем:

- Будущее - это условная категория несуществующих фактов. И только от нас зависит, станет ли оно реальностью.

Украдкой потиравший затылок Обито оторопело посмотрел на напарника, раскрыв рот от изумления. Потом выдавил:

- А… Ты где слова-то такие выучил?..

Какаши только фыркнул в ответ. Рин почему-то хихикнула, сенсей снова улыбнулся.

Затухавший костер продолжал едва слышно потрескивать.

…Те шиноби, которые не следуют правилам и предписаниям - не более, чем мусор. Отбросы. Какаши никогда не позволит себе сделать неправильный шаг. Он поклялся в этом, еще несколько лет назад.

Поклялся самому себе - и призраку своего отца.

…Минут через десять Обито, который, похоже, просто не мог долго сидеть в тишине, заговорил снова, возбужденно блестя глазами:

- Сенсей, а Вы не знаете, а в этом году мы будем праздновать День летнего Солнцестояния?!

Какаши вздрогнул и нахмурился, старательно делая вид, что его интересуют только собственные кунаи.

…Один из праздников, исконно отмечавшихся в Конохе. Разноцветные воздушные змеи в небе и фейерверки всю ночь. Веселье и смех.

Праздник. Какое странное, полузабытое слово.

Сенсей вздохнул и честно ответил, пожав плечами:

- Не знаю, Обито.

А Какаши, поражаясь своей собственной сегодняшней болтливости, добавил, одарив Учиху уже которым по счету за этот вечер презрительным взглядом:

- Сейчас идет война. А война - это не время для излишнего веселья.

Обито удивленно моргнул… а потом возмущенно скрестил руки на груди и выдал:

- Так что же тогда, прям просто сразу ложиться и помирать?!

…Безмозглый идиот.

Сенсей неожиданно чему-то рассмеялся. Потом произнес, задумчиво улыбаясь:

- Странные все-таки из вас получились друзья…

Учиха, в этот самый момент решивший отхлебнуть воды из фляги, поперхнулся, закашлялся, а после буркнул, глядя куда-то в сторону:

- Мы? Друзья?! Сенсей, не говорите глупостей!..

В порядке исключения на сей раз Какаши был с ним согласен.

Рин сокрушенно вздохнула, покачав головой, и вернулась к своей работе. А сенсей почему-то продолжал улыбаться.

…До официального получения Хатаке Какаши звания дзенина оставалось сорок дней.



* * *



Снова шел дождь. Мелкий, мерзкий, промозглый.

Но в то же время сквозь разрывы серых туч кое-где прорывалось солнце.

Яркое-яркое. Ослепительно чистое.

И в его лучах мемориальная плита сверкала такой же чистотой.

- Разумеется, в мире ниндзя те, кто нарушают правила и предписания, называются отбросами. Но… те, кто не заботится о своих напарниках, даже хуже, чем отбросы. И, что ж, если я принадлежу к такому типу отбросов - я нарушу все эти правила! И если быть шиноби значит предавать своих друзей - тогда я разрушу этот «идеал» шиноби!

- Знаешь, когда я смотрю на одного из своих учеников - то одновременно вижу в нем тебя и сенсея.

Двух человек, которые друг на друга не были похожи ни капли.

Забавно порой шутит жизнь…

Какаши усмехнулся под маской, привычным жестом поправляя протектор. И задумчиво продолжил:

- Теперь я понимаю, почему ты постоянно опаздывал… Да и вообще я, кажется, перенял от тебя слишком многие привычки, - он ненадолго замолчал, глядя на ровные столбики имен, выбитые в камне. Потом почти весело хмыкнул. - Пытаться прожить часть твоей непрожитой жизни за тебя… это ведь глупо, да?.. Впрочем - с того дня я ни разу не пытался притвориться умным. Точно так же, как ты никогда не боялся показаться глупцом.

Капли воды быстро сбегали по мемориальной плите. Так странно, что они совершенно прозрачные - а не ржаво-красные.

- Я все равно умру… но… я могу стать твоим глазом… и так я увижу будущее.

Солнце безжалостно рвало тучи в клочья. Похоже, жить дождю оставалось совсем недолго.

Хорошо. Какаши никогда не любил дождь.

…Тишина…

Он пожал плечами, снова хмыкнул:

- Что ж… Ты в итоге оказался прав. Во всем. Только не вздумай теперь этим гордиться, - с этими словами Какаши небрежно хлопнул по камню ладонью… как раньше, когда-то давно-давно, пару раз хлопал по плечу своего непутевого напарника. - Я зайду еще через пару дней. Не скучайте тут.

Махнул рукой и неспешно двинулся прочь, вдоль улицы.

Солнце и дождь. И память, которая так упорно не желает засыпать.

- Люди в деревне… то, что они должны говорить… это то, что ты… гениальный дзенин.

Наверное, он уже давно немного сошел с ума. Регулярно разговаривать с мемориальной плитой… Впрочем, буйным его не назовешь, правопорядка он не нарушает - так что свое мнение все остальные могут засунуть куда подальше.

Потому что его воспоминания принадлежат только ему.

И теням тех, кого больше нет.

А жизнь… жизнь продолжается.

Всегда.



*



- Я, Учиха Обито из клана Учиха, превзойду тебя!

Ты все-таки сделал это.

Но, знаешь… я тоже не собираюсь сдаваться.

Никогда.



Скажи, тебе нравится то будущее, которое ты теперь видишь вместе со мной?

А, Учиха Обито, ленивый идиот, плакса с вечной соринкой в глазу… герой войны и - мой друг?

@темы: фанфик, Naruto

---

You'll go to mission

Автор: Almire
Герои: Саске, Сакура
Рейтинг: G
Жанр: romance


Ты пойдешь со мной в разведку.

Ты будешь носить воду.

Ты приготовишь еду.

О чем я… да ты же все для меня сделаешь. Глупая, маленькая, наивная. Преданная и в итоге проданная.

В тебе было и есть то, чего отчаянно не хватало и мне, и Узумаки. Ты - домашняя девочка. У тебя есть отец и мать. Ты можешь не любить их, избегать обязанностей послушной дочки, убивать членов "Акацки", быть умнейшей ученицей выпуска, "наследницей Цунаде-химе" и иже с ними. Для твоей семьи ты навсегда останешься Сакурой, просто Сакурой.

Сакурой, верно заглядывавшей мне в глаза и защитившей меня не раз. Сакурой, обрезавшей свои волосы в неравной драке. Сакурой, не устававшей предлагать мне обед. Сакурой, попытавшейся меня остановить. Сакурой, оставшейся лежать потом на холодной каменной скамье, но в итоге не сдавшейся.

Твои легкие, пастельного розового цвета волосы. Твои споры с Узумаки и нелепые "Саске-ку-у-ун". Твоя забота. Твои знания, смелость и ямочки на щеках, когда ты улыбалась.

И знала бы ты, как мне этого не хватает.

@темы: фанфик, Naruto

---

Дорога

автор: Lulu | 15 декабря 2008


Под ногами – ослепительно белый, излучающий приглушенный свет песок. Словно кто-то перемолол Луну в гигантских жерновах и засыпал этим крошевом уходящую вперед дорогу. Она начиналась прямо у него под ногами, и с тихим шипением исчезала, стоило только сделать шаг. Не останавливаться. Не оглядываться. Не сворачивать. По этой дороге можно идти только вперед.
Впереди показалось перепутье – место, где множество обрывков дорог, таких же, как и та, что ровной полосой стелилась перед ним, сливались в одну широкую тропу. На ней стоял высокий темноволосый человек, словно ожидая кого-то.
- Ты? – утомленно произнес он, подходя, - Вот не думал тебя увидеть.
Человек улыбнулся, скривив тонкие бледные губы.
- Я тоже не думал, что так скоро попаду сюда. Но я решил тебя дождаться.
- Зачем?
- Просто так.
Они двинулись по узкой тропе, уходящей в бесконечную даль.
Где-то далеко, в другом мире, в последней схватке сошлись огненноглазый демон и человек с ледяной душой. Приглушенный грохот доносился и сюда, заставляя легкие белоснежные пылинки испуганно подниматься над гладкой поверхностью дороги.
- Это я виноват. – Пробормотал он, немного сдержав шаг. – То, что сейчас происходит там – это моя вина.
Темноволосый тоже немного притормозил, прислушиваясь к долетавшим до них злобным крикам демона.
- Твоя? – голос был безразличный. - Сейчас это уже не важно.
« Не важно… - подумал он, глядя на то, как песчинки кружатся молочно-серебристым облачком – Одно только слово могло изменить всю мою жизнь. Всю его жизнь. Слово, которого я так и не произнёс, могло спасти сотни людей. Могло остановить колесо судьбы ещё когда оно, натужно скрипя, только начинало раскручиваться. Почему я не сказал ему?»
Громыхнуло, тьма вокруг содрогнулась, где-то вдалеке раздался вопль боли, перешедший в протяжный, отчаянный стон.
Они подошли к развилке.
- Что это?
Темноволосый дернул плечом и насмешливо улыбнулся.
- Наши пути расходятся здесь. Ты пойдешь направо, а я – налево. И у каждого за плечами будет свой рай или ад. Честно сказать, я по-другому это себе представлял.
- Я тоже.
- Вот и всё. Больше мы никогда не увидимся.
- Никогда, - эхом отозвался он, сжимая кулаки. – А знаешь, я всегда хотел сказать тебе…
- Я знаю, - мягко сказал темноволосый, делая первый шаг на свою дорогу, убегающую бесконечной извилистой лентой во тьму, - Я всегда знал. Но это ничего бы не изменило. Прощай, Джирайя.
- Прощай, Орочимару.

@темы: фанфик, Naruto

---

Арифметика

автор: Lulu | 30 марта 2009

...Ты помнишь всё, словно это было вчера.
Качели, золотое осеннее солнце, пыльная вытоптанная трава и площадка, на которую ты приходишь каждый день. Ты и сам не знаешь, почему тебя тянет сюда. Ведь каждый раз всё начинается заново+
Они говорят:
- Не хотим с тобой дружить...
Они говорят:
- Мамы нам запрещают играть с тобой...
Они говорят:
- Уйди и не мешайся...
Они смеются.
Ты уходишь, но недалеко, усаживаешься на качели в тени дерева и смотришь на детей. Смотришь и не понимаешь, чем же ты отличаешься. Они падают, разбивают коленки, и из ранок течет красная кровь. Почему-то это тебя настораживает. У тебя на пальце - глубокий порез, заклеенный пластырем с синим корабликом. И ты с замиранием сердца отклеиваешь пластырь и принимаешься сдирать струп с царапины, чтобы увидеть свою кровь. Вдруг она не такая, как у них?
Но она такая же.
Ты смотришь на свою расцарапанную ладошку - ладошку пятилетнего мальчишки, маленькую, с по-детски нежной кожей.
- Ой, Наруто, ты порезался? На пластырь! Мне мама дала.
- Спасибо... Сакура-чан...
Она сует тебе в руку запечатанную в тонкую бумагу пластинку, немного помятую и пахнущую леденцами, улыбается и бежит обратно к детской площадке, где царит невообразимый писк и возня.
Ты долго смотришь ей вслед. Потом, надорвав упаковку и сосредоточенно сопя, заклеиваешь пластырем кровоточащий порез. Задумываешься, глядя на вымазанную в крови ладошку. И медленно загибаешь один палец.

Плюс один.

...Ты помнишь это так хорошо, что, стоит прикрыть глаза, воспоминания оживают, точно в фильме.
Пустой класс, жесткий, неудобный стул, на котором ты ерзаешь, ожидая наказания. Очередного. Потому что с первого дня в Академии ты только и делаешь, что остаешься после занятий. Ты даже привык к этому, и, когда Ирука-сенсей закрывает глаза на твоё хулиганство, тебе становится чуточку одиноко. Совсем немножко.
- Ну зачем ты это делаешь, Наруто?
- Потому что.
- Почему "потому что"?
- Просто потому что.
Ты скрещиваешь руки на груди и демонстративно отворачиваешься, глядя в окно. Ещё один вечер в обнимку со шваброй и ведром: смывать со скалы краску придется, наверное, до темноты...
- Я слышал, ты любишь рамен?
Ты моментально подбираешься, становясь похожим на дикого лесного зверька.
- Ну.
- Не хочешь пойти перекусить? Я угощаю.
- А... А краска?...
Меньше всего ты ожидал увидеть в ответ улыбку - мягкую, открытую. По-отечески теплую.
- Подождет до завтра.
Ты прыгаешь вокруг Ируки-сенсея, как щенок, которого впервые в жизни пустили побегать на травку. Смешно фыркаешь и жмуришься на яркое солнце. Болтаешь без умолку. И поминутно заглядываешь в теплые, темно-карие глаза, проверяя, не передумал ли сенсей.
Только дойдя до Ичираку-рамен и усевшись на высокий стул около стойки, ты смотришь на свою ладонь и улыбаешься, увидев светлый шрам на указательном пальце. Косишься по сторонам, не видит ли кто, и быстро загибаешь два пальца.

Один плюс один - это два.

...Ты помнишь каждую секунду того дня.
- Ура! Я в одной команде с Сакурой-чан!
Но твоя радость длится недолго.
- О, Ками! Я в команде с этим придурком Саске!
- Думай, что говоришь... добе.
- Тебя не спросил, теме!
- Грр!
- Грр!
- Эй, эй, перестаньте оба.
Голос Какаши-сенсея звучит как-то по-особенному, так, что сразу понятно, лучше прекратить. Ты показываешь придурку Саске язык и, запрыгнув на дерево, усаживаешься на толстой ветке. Суешь руки в карманы любимой оранжевой куртки, но через секунду вытаскиваешь ладонь правой руки и задумчиво рассматриваешь её. Потом ещё раз смотришь на Какаши-сенсея и придурка Саске. Решительно загибаешь четыре пальца. Улыбаешься.

Два плюс два будет четыре.

...Ещё одно воспоминание. Оно сыпучее, как песок. Оно немного болезненное, но в то же время по-своему приятное.
- Я сражаюсь только за себя.
- Ну и дурак ты, Гаара.
- ... Наверное.
Удивляешься. Вы лежите на траве, глядя в просвечивающее сквозь листву небо. Ты слышишь, как по земле гулко раздаются чьи-то шаги, всё ближе и ближе. Ты знаешь, что это идут брат и сестра Гаары, но совершенно уверен в том, что тебе больше нечего опасаться. Поднимаешь руку, устало улыбнувшись, сжимаешь кулак и довольно жмуришься.

Плюс один.
Плюс Суна в уме.

...От следующего воспоминания ты хмуришься.
Это - беспорядочное мелькание веток и листьев перед глазами. Оно приходит единственной мыслью - гнать себя вперед, без остановки, потому что даже минутная задержка непозволительна.
- Саске! Саске-е-е!
- Достал.
Шум воды, свист Чидори, гул чакры, красный туман перед глазами, красная кровь на руках...
- Ты - мой лучший друг...
Саске думал, что ты не слышишь. Ты никогда не расскажешь ему, что слышал каждое слово и помнишь каждое движение.
Саске ушел. Ты остался.
Уже в больнице, придя в себя в пустой палате и морщась от оживающей в израненном теле боли, ты с трудом переворачиваешься на бок и смотришь на свою бессильно лежащую на подушке руку. Она вся в ссадинах, и белого шрама почти не видно. А подушка мокрая от слёз.

Минус один.

...Дальше. Память услужливо раскрывается, выпуская хранившиеся в ней картины и образы.
Перед тобой - длинная дорога, упирающаяся в синевато-серую полоску гор на горизонте. Ты ещё не знаешь, что эта дорога растянется на два с половиной года.
- Идем, Наруто.
- Ага. Эй, эй, а зачем это нам на источники?
- Ты что, забыл? Мне нужно собирать материал для новой книги!
- Какого черта... Эй! Стой! Нам нужно прямо, а не... Грр, вот старый извращенец...

Плюс один.
И минус один в уме.

..Следующее воспоминание. Оно пахнет тушью для рисования и чистой бумагой свитка. Оно сильное, и, пожалуй, тебе за него немного стыдно. За то, что ты тогда чувствовал.
Замена. Подделка. Бесит.
Ты его ненавидишь. Ненавидишь, хотя раньше казалось, что ты не умеешь ненавидеть так - внутренне, холодно, расчетливо. Оказывается, умеешь. Но ты ещё раньше, сидя на нагретых солнцем качелях, научился прощать. И всегда даешь людям второй шанс. Любым людям.
- Если ты ещё раз так скажешь про Саске, Сай, я убью тебя.

Плюс одна вторая. Ты, конечно, не думаешь об этом, но эта одна вторая скоро окажется единицей.
Да, и всё так же минус один в уме.

...Ты вспоминаешь дальше.
Разломанная земля, разрушенные дома. Пустырь, над которым с отвратительным карканьем носятся вороны. Пахнет гарью и кровью. Недалеко ещё дымится сгоревший остов дома. На вывороченной из грунта бетонной плите сиротливо лежит кукла с оплавившимся от жара пластмассовым лицом.
Ты бредешь по пеплу, по черной сырой земле. Здесь, справа, был небольшой двор, и в нем всегда росли камелии. Вон там, слева, где высится груда досок и деревянных палок, была уютная чайная. Развалины расплываются перед глазами. Ты не плачешь - просто от дыма слезятся глаза. Просто от дыма...
Деревню отстроят заново. Это не так уж и сложно, верно? И всё станет как раньше.
Только их не вернуть.

Минус два.
И ещё минус один в уме.

...С тех пор было много действий: и сложения, и вычитания - всего хватало. Но этот минус один до сих пор не дает покоя. Он, как навязчивая идея, всё ещё мучает неопределенностью, хотя основные действия уже завершены и даже приблизительная сумма получена.
Но когда-нибудь этот минус один превратится в плюс один, верно? Если минус единицу возвести в квадрат, получится плюс единица... Но она уже будет не она, а другая плюс единица. Помноженная. Так не пойдет...
Или можно помножить минус единицу на корень из единицы, и будет... нет, опять минус один получится...
- Сакура?
- М-м?
- Как минус поменять на плюс?
- Нашел о чем в три утра спросить.
- Ну ответь.
- Отстань, Наруто.
- Ну очень надо.
- Спи.
- Ну Сакура-а...
- Возьми карандаш и дорисуй черточку к минусу.
Ты грустно улыбаешься и смотришь на свою ладонь. Твердую, широкую мужскую ладонь с сильными пальцами и чуть загрубевшей, шершавой кожей. Светлую полоску давнего шрама на указательном пальце почти не видно.
Жаль, что, когда считаешь на пальцах, никак не зачеркнуть получившийся минус. Правда, жаль, Наруто?

@темы: фанфик, Naruto

---

Праздник

Название: Праздник
Фэндом: Гиасс
Персонажи/пейринги: Лелуш/Шицу/Сузаку
Жанр: драматично-эротичное-бредовое нечто
Рейтинг: PG-15
Саммари: Алкоголь, секс и много трепа.

Сначала они оба кашляли и кривились, потом стало резко все равно. Она, делая мелкие глотки, хоть на первый взгляд казалась полностью равнодушной, но все же грусть, с которой она смотрела на двоих других, становилась все более и более уловимой. Переплетались в клубок мысли, немного смазывались контуры предметов – как при близорукости. Но в остальном было нормально. Пожалуй, совершенно обычно.
Сперва они в основном молчали, потом стали говорить все больше и больше, потом смеяться. Пусть без особой причины, но смеялись радостно, почти счастливо, почти истерично. Упорно, будто от этого зависели их жизни.
Но в остальном все было нормально. Тихое тоскливое чувство продолжало ютиться в груди, незаметно подталкивая их снова и снова наполнять стаканы. Все было в порядке. Оставалось два дня, и они знали это.
- Ты когда-нибудь в своей жизни напивался? – спросил Лелуш, выловив одну нить из неразберихи мыслей.
- Первый раз, - ровно ответил Сузаку, - а ты?
- Тоже, - он опорожнил стакан, налил себе еще.
- И мне, Лелуш, - попросила Шицу, выводя пальцем какой-то узор на его щеке.
Император молча вылил остаток виски во второй стакан. Янтарная жидкость обтекла полурастаявший лед, немного выплеснулось на скатерть.
- А знаете, один раз, - с блуждающей усмешкой продолжал он, - я чуть не принял наркотики. Хотел вколоть себе Рефрейн…
- Ну конечно, - цокнул языком его друг, - пить – это слишком просто для Его Величества. Если ты что-то делаешь, то всегда с большим размахом.
Он твердой рукой открыл вторую бутылку и сделал большой глоток из горла, прежде чем отставить ее на стол.
- Ты не прав, - со смехом ответил Лелуш, - просто алкоголя недостаточно, когда хочешь убежать.
- Говорит человек, который никогда до сих пор не пил, - Сузаку вытащил у него из рук полупустой стакан и залпом опорожнил его.
- Говорю я, - спокойно отрезал тот, - и налей мне еще.
- Непременно, Ваше Величество.
- Но сейчас мы пьем, - выдохнула в ухо Лелуша Шицу, касаясь губами мочки, - как же твои наркотики?
- Сейчас я не хочу убегать.
- А чего тогда?
Лелуш тихо, коротко рассмеялся.
- Забыться, - ответил за него Сузаку.
Шицу мягко взяла императора за подбородок и повернула к себе.
- Забвение, - смакуя это слово, произнесла она и, поцеловав своего сообщника, снова отстранилась, - тебе этого хочется?
- Нет, зачем? - шепнул Лелуш, обхватывая ее за талию и притягивая ближе, - Послезавтра я все равно умру.
Тонкие пальцы Шицу скользнули под ворот. По его шее вниз к ключице и обратным путем наверх, замерев у уголка губ.
- Умрешь… - повторил Сузаку, улыбнувшись звучанию, и отставил свой вновь опустевший стакан.
- Только я. Не вы двое, которые так хотят смерти, - с почти злой усмешкой прибавил Лелуш, - только я, который никогда не желал ее. Чудесная ирония.
- Все еще не желаешь? – Шицу расстегнула пуговицы на его камзоле и запустила руку под кофту.
- Я люблю жить, - одними губами ответил он, начиная раскрывать ремешки ее комбинезона, - все еще.
- Ты боишься умереть? – спросил Сузаку с определенным интересом, направив туманный взгляд на друга.
Шицу улыбнулась, когда рука Лелуша легла на ее грудь и, мимолетно целуя его лицо, произнесла:
- Или, возможно, сожалеешь?
Он немного качнул головой.
- Едва ли. Но не это принципиально, а то, что я сам принял решение пойти на смерть. А значит, мне не в чем сомневаться, да и бояться тоже.
- Помнишь, ты требовал от меня умереть с улыбкой, - Шицу укусила его за губу и немного отодвинулась, - я ожидаю от тебя того же, мальчик.
Он ответил только неясной усмешкой.
- Мне стоит завидовать тебе, - Сузаку скривился какой-то навязчивой мысли и, после некоторых раздумий, прибавил: - я боюсь жить дальше. Но я заслужил…
Все трое жадно рассмеялись, будто он сказал что-то действительно веселое. Шицу резко встала, слегка отпихнув от себя Лелуша, и зашла за спинку дивана, запустив пальцы сначала в черные волосы императора, потом в каштановые – его рыцаря.
- Как бы то ни было, сегодня мы не ищем забвения, никто из нас, - объявил первый, беря ее руку и поднося к своим губам, - мы празднуем.
- Празднуем? – Шицу наклонилась к Сузаку и, когда тот повернул голову, коротко поцеловала его.
- Мы празднуем сейчас, потому что скоро нам, в той форме, в которой мы существуем на данный момент, раз и навсегда придет конец, - Лелуш потянулся к бутылке и наполнил все три стакана, - это – наш пир во время чумы и наша тайная вечеря.
- Твой пьяный бред, - прокомментировал Сузаку, резко вытирая губы тыльной стороной ладони.
По прежнему твердой рукой он протянул один стакан Шицу, второй взял себе.
- За этот мир, который я разрушил, он тоже уже никогда не будет существовать в прежней форме, - император поднял свой и, когда остальные двое последовали его примеру, залпом выпил содержимое.
Потом они снова залились смехом, почти по безумному радостно. Когда смеяться дальше не было сил, Шицу плавной походкой обогнула диван и села на колени Сузаку, медленно поцеловав его и позволяя его рукам скользнуть под расстегнутый Лелушем комбинезон.
- Ведьма, - с весельем в голосе произнес император и, привстав, прикоснулся губами к ее шее, пока она одной рукой начала стягивать с него одежду.

Тихое тоскливое чувство, впившееся в сердца, колюще распускалось внутри. Конечно, так от него тоже не было спасения.
А значит, все и дальше было в порядке.

- …Но ты не умрешь, - хрипло шептала Шицу ему в ухо, когда они уже просто лежали на полу среди вороха одежды, и Лелуш почти скользнул за грань сна, - и никогда больше не будешь жить.
В ее желтых, на первый взгляд равнодушных глазах он увидел отблески жалости. С другой стороны от нее уже заснул Сузаку, по-детски свернувшись калачиком.
- Что? – слабо переспросил Лелуш, увлекаемый легким головокружением.
В ушах обрывочно играла какая-то старая песня, крутясь все время вокруг одного пассажа. Он едва уловил среди этой мелодии и уже наваливающихся сновидений ее голос:
- Никогда уже не будешь человеком…

@темы: фанфик, Code Geass

---

«Вторая попытка»

Название: «Вторая попытка» («Second Time Around»).
Автор: Sunfreak.
Переводчик: Maranta.
Пейринг: Джирайя/Цунаде.
Рейтинг: G.
Жанр: romance.
Эту теорию тебе рассказал Сарутоби-сенсей. Ты часто ее обдумываешь и молишься, чтобы она оказалась верной.
Теория такова: «Все случается».
Все.
Вселенная безгранична. Поэтому все события, даже самые невозможные, где-то случаются. Где-то не умер твой брат. Где-то не умер твой любимый. Где-то товарищ по команде не предал тебя.
Где-то ты была счастлива.
Но ты с трудом можешь все это представить.
А он – может. Единственный человек в мире, знающий о тебе все и при этом способный тебе улыбаться; даже Шизуне не знает всего.
Джирайя – знает.
Он видит тебя насквозь. Потому что даже сейчас, спустя десятилетия, остается твоим дорогим другом и товарищем. У него есть право, от которого отказался, оставив вас, Орочимару: право понимать, быть понятым и получить прощение, что бы ни случилось.
Ты прекрасно понимаешь Орочимару. И он тебя понимает.
Но ты никогда его не простишь, хоть до сих пор и любишь. Драгоценного товарища, дорогого человека. Часть твоей несбывшейся мечты.
Только Джирайя остается рядом, и только он понимает ту теорию.
Что все-все где-то случилось.
Где-то ты исцелила руки Орочимару. Где-то у тебя с Дэном тысяча детей, и ты не прячешь своего лица. Где-то твой брат жив, и ты не встретила Дэна. Где-то Кабуто не вмешался, и ты убила дорогого тебе человека.
Где-то ты не ушла. Не ушел Джирайя. Не ушел Орочимару.
Где-то ты счастлива.
Но здесь и сейчас...
Руки Орочимару бесполезны. Дэн мертв, и у тебя нет детей; и почти никто не знает твоего истинного облика. Твой брат умер, и ты встретила Дэна. Кабуто помешал тебе, и Орочимару все еще жив.
И здесь ты ушла. И Джирайя. И Орочимару.
Здесь ты...
Ты – здесь.
И Наруто носит на шее твое ожерелье, а в сердце – мечту твоего любимого; юный Учиха сходит с ума, а окружающие наблюдают, гадая, когда он сломается; а Харуно Сакура только плачет, потому что ничего не может сделать.
Ты не понимаешь, почему она не борется. Но – не обвиняешь.
В конце-то концов, разве ты последовала за Орочимару? Разве ты пробовала поговорить с ним, достучаться до него, остановить?
Вы оба знали, что он падает – и ты, и Джирайя. Но ты была эгоисткой, тебе было все равно. Ты не видела, что происходит. Не видела, что ему нужна была помощь, пока не стало слишком, невероятно поздно; не видела даже, как его можно было спасти, пока не стало слишком поздно.
Теперь ты стара (но никогда не признаешь этого, потому жизнь еще не кончена), и сидишь в баре с Джирайей, скучая по черному юмору Орочимару и думая обо всех альтернативных версиях твоей жизни, существующих во Вселенной, и о том, как сильно тебе хочется жить в одной из них, а не в нынешней.
Ты пьяна, и Джирайя смотрит на тебя, как это бывает изредка, без всякой подначки. Это не добрый взгляд, но и не жестокий.
В нем... ностальгия? Печаль? Смирение?
Нет, не таков Джирайя.
Это...
Где-то ты не понимаешь его взгляда и умираешь одинокой. Где-то понимаешь, но отвлекаешься и забываешь. Где-то просто игнорируешь.
Но здесь и сейчас... ты понимаешь и соглашаешься.
В его глазах надежда. Его взгляд означает: «Я верю, что мы еще можем быть счастливы». Это тихое терпение не очень похоже на Джирайю, но и не сказать, чтобы совсем непохоже.
Хороший собутыльник – большая ценность, если он не ожидает, что ты угощаешь. Так что ты оставляешь счет ему, и в этот раз он его оплачивает.
А еще ты оставляешь ему ключ от своей комнаты, и по дороге отменяешь его бронь.
Где-то он не приходит.
Где-то приходит, но исчезает еще до рассвета.
Где-то он остается навсегда.
А где-то вы умираете сегодня, где-то вы – враги, где-то вы уже любовники; где-то ты оставляешь этот ключ Орочимару, или Дэну, или Шизуне.
И все-таки, главное, что здесь и сейчас ты готова во второй раз попробовать полюбить кого-то. Разбитые сердца нельзя починить, но ты сохранила осколки своего в хорошем состоянии. Ты думаешь, что они вполне годятся в дело, если чуть-чуть постараться и запастись терпением.
Ты вступаешь в свою комнату и переодеваешься в пеньюар, при виде которого другой бы пережил сердечный приступ, но Джирайя в крайнем случае усмехнется.
Ты узнаёшь его шаги, и слышишь скрежет ключа в замочной скважине.
Где-то, как-то, когда-то твоя жизнь была точно такой, как ты хотела. Ты не страдала и не теряла никого из близких. Твоя команда не распалась, у вас с Дэном были дети, а у них – тетя по отцовской линии и дядя по материнской.
Где-то твоя жизнь была идеальной.
Но это не значит, что она была лучше.

@темы: фанфик, Naruto